«Ма - а - ма! - доносилось откуда - то фальшивое пение. - Ма - а - ма, нет слов ярче и нежней!...» Усиленный радиолой, голос был чуть изменен, но сомнений не было: он принадлежал Анне Степановне.

- Я схожу с ума! - заволновалась она, порываясь отстранить Андрея, который загораживал проход в свою комнату. - Что у тебя там такое?

- Магнитофон! Сам сделал. Здорово, а?

- Здорово! - согласилась потрясенная Анна Степановна. - Только неужели это я? Раньше у меня был такой звонкий голос...

Несколько дней после этого события Андрей был оживлен и ласков. Дверь в его комнату оставалась открытой, но отвыкшая входить к нему без дела Анна Степановна ограничивалась тем, что виделась с сыном за обедом. Можно было бы завести разговор о Рите, спросить, какая она по характеру и достойна ли того, чтобы пригласить ее в дом, но Анна Степановна вдруг оробела. Андрей вспыльчив. Если он найдет нужным, Рита появится здесь когда угодно. Материнские порядки он давно уже считает мещанством и совсем их не придерживается.

Между тем на семью Пискуновых надвигалось весьма неприятное событие. Вернее, оно было началом всех последующих неприятностей.

Андрея исключили из института.

Он вернулся домой под вечер я, не отвечая на расспросы матери, сутулясь, прошел к себе. Щелкнул ключ. Этот жесткий звук лишил Анну Степановну привычного равновесия. Она стала колотить в дверь кулаками с требованием немедленных объяснений. За дверью молчали. Мать стукнула в нее еще раз, более гневно, тогда Андрей вышел в переднюю.

- Ну, что тебе? Разве не ясно? Выгнали, и все.

Он был бледен. Глаза нехорошо блестели. «Обидели!» - догадалась мать и, кажется, крикнула это слово.

- Ша, мама! Я сказал все.

Потекли скучные, томительные дни. Весна, как всегда, опаздывала. Возможно, что где - нибудь на юге она и ошеломляла людей солнцем, синим небом, цветами, но здесь, в большом городе, над которым дымили заводы, она была робкой, бедной гостьей. Больше стало влажности, только и всего!

Целыми днями Андрей сидел за письменным столом, обхватив голову руками. Выгнали! Неожиданности в этом не было, но все - таки стыдно. Мысли его текли вяло. Они все время возвращались в аудиторию номер двадцать пять, где происходило последнее комсомольское собрание группы. На черной доске, тянувшейся через всю стену, была написана повестка дня с одним - единственным вопросом: персональное дело студента Пискунова.

Первое слово, разумеется, комсоргу. Рита поднялась на кафедру. Она могла бы говорить и с места, маленький комсорг из Суздали! Но, вероятно, ей очень захотелось показать свою красную шерстяную кофточку с оленями на груди. Андрей сидел за первой партой, скатывая в шарик какую - то бумажку. Потом, когда бумажка почти совсем истерлась, он развернул ее и увидел, что это ритина записка, сунутая ему сегодня утром: «Ты меня любишь?» Она спрашивала это каждый день. Андрей посмотрел на кафедру и усмехнулся.

Рита оказалась добросовестным комсоргом. Она повторила собранию все, что прежде высказывала Андрею. Это было не ново, и Андрей перестал ее слушать. Он встрепенулся только к концу, когда его слуха коснулась странная фраза: «чужое место».

«Почему чужое?» - хотел спросить Андрей, но Рита уже открыла прения. Выступающих было немного. Они говорили, что согласны с оценкой комсорга и вносят предложение объявить Андрею строгий выговор.

Когда собрание кончилось, Рита первой пошла к двери, даже не оглянувшись на Андрея. Он проводил глазами ее красную кофточку, пожалуй, слишком яркую для зимы. В накуренной аудитории было душно. В горячих спорах никто не догадался открыть форточку. Потом в аудиторию пришла уборщица и стерла с доски повестку дня с фамилией Андрея. А на другой день его вызвали в дирекцию и вручили приказ об отчислении... Он даже не вернулся в группу, на третий этаж, чтоб попрощаться с ребятами...

Стихает даже море после шторма. Успокоилась и Анна Степановна. Однажды за обедом она завела разговор о том, что теперь надо предпринимать. Все у нее решалось просто: вот приедет отец, сходит опять в министерство, и все устроится. Будет считаться, что Андрей окончил первый курс, если, конечно, осенью ликвидирует зимние и весенние «хвосты»... Не удастся опять в институт связи, есть еще юридический...

Андрей безразлично постукивал ложкой. Всякое упоминание о других институтах было ему неприятно. На кой черт ему юридический? Туда, куда стремился, он не попал из - за своей глупости. Надо было готовиться по литературе вместо того, чтоб разбирать и собирать приемники.

- До осени еще далеко, - уклончиво ответил Андрей. - Там будет видно, что делать. Не поступить ли мне пока работать?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.