Утром двадцатого августа знойное синее небо стало вдруг серым. Воздух звенел от разрывов снарядов и буравящих его сотен советских бомбардировщиков и истребителей. Огромные столбы пыли и дыма закрыли солнце. Всё, что долгие месяцы скрытно накапливалось в лесах, оврагах, садах; что приводилось в готовность изо дня в день: людские массы, оружие, боевая техника в невиданных ещё количествах; всё, что зрело для седьмого сталинского сокрушительного удара, - вся эта грозная сила по одному приказу пришла в движение, и вражеские укрепления затрещали под её напором.

Танковые полки и бригады, посадив на броню пехоту, мчались вперёд по дорогам и без дорог. Со стороны могло показаться, что это какой - то стремительный стихийный поток, не поддающийся руководству. Между тем всё здесь подчинялось единой воле. Управление было отличным: танковые экипажи разговаривали между собой по радио: командиры машин - с командирами взводов, те - с командирами рот, ротные - с батальонными, и так до командира бригады, корпуса, армии, фронта - до Ставки Верховного Главнокомандования. Донесение, зародившись в какой - нибудь маленькой чувствительной точке, скажем, в отдельном танке, неожиданно встретившемся с серьёзным препятствием, быстро достигало центра и мгновенно в форме распоряжения или приказа возвращалось в ту же точку, сообщая ей ясность ориентировки и заставляя действовать... В первые часы наступления противник пытался ещё оказать сопротивление. На отдельных участках фронта оно было упорным. Но уже к полудню вражеская оборона рухнула едва ли не на всём протяжении - от Пашкан до Ясс. Войска 2 - го Украинского фронта устремились на юг, чтобы уже 25 августа в районе Леушени - Леово встретиться с дивизиями 3 - го Украинского фронта и замкнуть кольцо окружения вокруг войск генерал - полковника Фриснера.

Противник откатывался вглубь страны, на юг, даже не подозревая о том, что путь ему отрезают войска генерала Толбухина. Советские танки и самолёты настигали отступающих. Почти все дороги были завалены поверженной неприятельской техникой и трупами гитлеровцев.

Генералу Рупеску удалось со своим корпусом избежать полного разгрома на линии укрепрайона. Его штаб снялся в ночь с девятнадцатого на двадцатое августа и под охраной кавалерийского эскадрона двинулся на юго - запад, через Роман, в сторону Бекэу, поближе к Трансильванским Альпам, где Рупеску надеялся укрыться со своим соединением, вернее, с остатками его, от стремительно наступавших советских войск.

На очередном пятиминутном привале, во время заправки машин, к генеральскому лимузину подскакал на взмыленном коне вестовой.

- Вам пакет, господин командующий! - крикнул он, резко осаживая коня. - Из Бухареста! - и подал Рупеску конверт с пятью сургучными печатями.

Генерал, багровея от злости, долго не мог отодрать эти печати. Наконец пакет удалось вскрыть, и на запылённые узкие брюки генерала скользнула бумажка, заполненная аккуратными, немного угловатыми строчками. Рупеску сразу же узнал почерк полковника Раковичану.

«Дорогой друг! - писал Раковичану. - Случилось нечто ужасное. Лавина русских полчищ двинулась вглубь нашей страны. В Бухаресте творится такое, что не передашь словами. Появились вооружённые рабочие отряды, тайно и заблаговременно сформированные коммунистами. Во главе одного такого отряда стоит - кто бы вы думали? - Мукершану! Да, да, господин генерал, тот самый Мукершану, которого «убил» по вашему приказанию лейтенант Штенберг. Он обманул вас... Впрочем, есть дела поважнее, генерал. Антонеску арестован. Король в замешательстве. Очевидно, его принудят отдать приказ о выходе Румынии из войны на стороне немцев. Полагаю, однако, что от этого мало что изменится в положении страны: дворец переориентируется, и всё. Место немцев займут, конечно, американцы, сами понимаете! Разницы между теми и другими большой нет, да и драка между ними совершенно иного свойства. Американцам, например, преотлично удалось сохранить свои капиталы в нашей стране даже в тот момент, когда здесь господствовали немцы. Мне всё это удалось разнюхать случайно...»

Рупеску возмущённо шмыгнул носом и оторвался от чтения. «Какая наглая самоуверенность! И этот вечно снисходительный тон. Выскочка! Он постоянно позволяет себе разговаривать со мной свысока. Что же, однако, удалось ему разнюхать?» - не без зависти подумал генерал.

А «разнюхал» Раковичану следующее.

В Румынии, как и в других странах, попавших в зависимость от Гитлера, американцам пришлось замаскировать свои вклады в местных банках.

Так, после вступления Соединённых Штатов в войну американцы передали небольшой пакет акций «Ромына - американа» нескольким служащим - немцам, чтобы последние надёжнее защищали американские интересы.

Большинство же акций сохранил за собой трест «Стандарт ойл оф Нью - Джерси», который во время войны весьма успешно поддерживал свои тесные деловые связи с гитлеровским химическим концерном «ИГ Фарбениндустри». Поэтому - то «Стандарт ойл» защищал германские интересы в Америке. В свою очередь, в качестве компенсации концерн «ИГ Фарбениндустри» защищал интересы «Стандарт ойл» в Германии, Румынии и других странах.

В акционерном обществе «Форд - ромына» было немало директоров - немцев, которые проводили американскую линию. Сотрудничество трестов двух официально враждующих государств было налажено чётко.

Обо всём этом Рупеску тогда действительно не знал, хотя, конечно, мог и узнать...

- «В столь тяжкий для нашей родины час, мой дорогой друг, - продолжал читать генерал, - нельзя терять голову. У нас осталось право выбрать покровителя. Сделать это нетрудно, если иметь в виду, что песня Гитлера, повидимому, уже спета, а американцы очень заинтересованы в нас. Нужно анализировать и действовать. Причём действовать хитро. Ваш коллега генерал Санатеску (помните, мы говорили с вами о нём) - благороднейший человек, он готов взять на себя верховную власть в стране. Дворец против этого не возражает: наши соображения полностью разделяются реджеле Михаем и Мамой Еленой. Санатеску их устраивает. Не далее как вчера я имел с ним двухчасовую беседу. Очаровательный человек, настоящий аристократ, но это не мешает ему на всех перекрёстках бранить Антонеску и расхваливать русских «освободителей». Вот это, я понимаю, камуфляж! Его превосходительство генерал Санатеску просил меня передать вам, чтобы и вы, мой дорогой друг, действовали так же. Пока что у нас нет иного выхода. Не исключена возможность, что уже завтра вы станете союзником русских. Так не жалейте красноречия, клянитесь им в союзнической верности, в горячей, сыновней любви, бейте себя в грудь, плачьте, кайтесь. Проклинайте Гитлера и Антонеску, особенно прохаживайтесь по адресу последнего, называйте его палачом, людоедом, извергом рода человеческого. Русским это понравится. А нам наплевать. Антонеску сошёл со сцены, и мы ничего не теряем. Действуйте же, мой милый генерал, и знайте, что так надо. Действуйте, но, повторяю, не теряйте голову. Не допускайте общения ваших солдат с русскими... Пусть это будет вашей первой заповедью. И вот вам вторая: уповайте на американцев!»

Рупеску перечитал письмо ещё раз, теперь уже не отрываясь, и задумался. История сделала какой - то резкий скачок, вокруг происходило что - то непонятное и потому страшное. «Неужели всё к чёрту? - в который раз спрашивал себя генерал, понурив голову. - Король, бояре, генералитет... Не может быть!... Что же это?..» И уже вслух глухо и трудно выдохнул, вспомнив слова Раковичану: «Пока что у нас нет иного выхода»! Негодяи, жалкие торгаши!... Им ничего не стоит продать родину со всеми потрохами. Лишь бы покупатель нашёлся побогаче. Проходимцы!... «Ну, а ты куда? К какому берегу?» - задал себе вопрос генерал. И не нашёл ответа.

В тот день, когда Рупеску получил письмо, неподалёку от Бухареста, в лесу на небольшой полянке, собралось человек сорок рабочих. Были среди них металлисты, нефтяники, шахтёры, каменщики, ткачи, железнодорожники. Их исхудалые лица сияли, воспалённые глаза горели от радостного возбуждения. Они только что возвратились с нелёгкого задания и обсуждали результаты своего похода. Рабочим не верилось, что всё окончилось благополучно, что их открытое выступление обошлось без жертв.

- А вы видели, как перетрусил жандармишко, когда мы подошли к зданию сигуранцы?

- Что там жандарм: гитлеровцы, и те разбежались, бросив склад оружия.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.