- Ириночка! Что ты тут делаешь? - удивился Никандр.
- Жду тебя, - отвечала девушка.
Она была одета в легкое голубоватое платьице и казалась облачком; приметил Флорентьев и то, что крохотные, будто горох, яблочки на яблонях уже зарумянились, что ковыль на пройме между хлебами и лесополосой был высок и шелковист.
Ирина взяла сверток Флорентьева и, замедляя шаг, начала рассказывать новости:
- Приехали мастера Юга. Вот мастера! Еще на «Оливерах» работали. Конечно, наши ребята надулись было. Особенно Николай Дунаев: как же, оскорбился! «Мне не доверяют?! Я такие хлеба вырастил! Не переживу!»
- Экая глупость, недомыслие! - огорчился Никандр.
- А мастер седой, - продолжала Ирина, - и говорит ему: «Сынок, я прислан правительством, чтобы весь огонь взять на себя, а ты вышел бы к победе рядом со мной здоровым и невредимым». Ну, Коленька наш сразу же осекся...
- Мастера Юга будут рядом с нами на мостике! Это же - редкое счастье, - сказал Флорентьев.
Ирина шла дальше:
- У нас четыре свадьбы было: Фролова стала Мелехиной... Женился Голубев... Бюро комсомольской организации мы целиком переизбрали... На центральной усадьбе появилось стадо коров, теперь свое молоко... Скоро поспеют у нас огурцы и картошка... Миша Тимошенко перешел на вторую улицу... А кормят нас овощными концентратами - вот гадость! И чулок нет; ну, а тряпок вовсе не бывает... Наши футбольные команды ездили в совхоз «Алтай» и в Кулунду: пропустили два гола, а забили один - капитан Ахмет Хаспатулин вышел из себя, а к ночи у него был жар. Начали записывать в вечерние школы, отправляют документы на заочников; наш папаша Александр Иванович Усов старается... В общем, Никашенька, весело и замечательно хорошо: мы и везде на Алтае превзошли урожай тридцать восьмого года!
Запас новостей у Ирины не истощался. Молодые люди шли, болтая о том, что могло казаться со стороны вздором, но было дорого их сердцам.
- А в этом узелке у тебя что? - спросила Ирина о свертке.
Флорентьев потемнел.
- Там... - отвечал он глухо, - шапка моего отца... Питирим Улыбышев нашел ее в санях... тогда. И сохранил.
- Господи! - прошептала Ирина.
Темное небо начало мрачнеть. С запада надвигалась тяжелая черная туча и пошла над землею, широко раскинув свои крылья, светящиеся по краям. Надвигалась гроза. Хлеба перестали шевелиться и шуршать, улеглась на них волна, и лишь еле приметно пробегала трепетная рябь. У колодца, где был установлен громадный чан, слышались тревожные девичьи голоса: чан был полон купальщиц, и они пугливо смотрели на тучу, но выходить из чана не решались. Наконец одна из них промелькнула, как стрела, и сразу же оглушительно ударил гром.
Небо раскололось страшно, по всему своду, как громада синего храма. Во все стороны с грохотом повалились воображаемые стены, рушились колонны, летели по небу бесформенные глыбы, озаренные огнем. Гром проносился, приподнимая землю, толкая ее куда - то в сторону и мчась дальше. Он затих где - то далеко. А на другой стороне и тоже где - то далеко зажглась печальная, кроткая в молчании зарница. И оказалось, что небо по - прежнему цело и невредимо. Огонь молнии разразился снова, и на этот раз низко над землею. Открылись на какое - то мгновение хлеба. И они были столь величественны в это мгновение, что казалось, сама земля поднимала их к небу, к яростной стихни, чтобы обрели они в ней еще большую силу.
Все жители вагончика толпились у открытых дверей и окон, завороженные живым видением. Кто - то восторженно сказал:
- Этим хлебом мы войну во Вьетнаме прикончили! Хлеб мира!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.