За окном стучали топоры: там строили виселицу. В пустой избе, на голой лавке, опираясь на руки, полусидела бледная девушка и с тревогой вслушивалась в грозные стуки. В её тёмных широко раскрытых глазах отражённо сверкали голубые угольки зимнего рассвета. Мокрая прядка подстриженных волос по-ребячьи свисала на её нежный лоб. Рваная косоворотка и мужские ватные штаны не скрывали, а ещё больше подчёркивали тонкую, хрупкую фигуру приговорённой. Её угрюмый, устремлённый за окно взгляд выражал волю и непримиримость.

Затаив дыхание, Вилли следил из темноты зрительного зала за каждым её движением, за каждым вздрагиванием настороженных ресниц. Ему хотелось немедленно, вот сейчас, спасти эту девушку, умчать её, увезти отсюда, но...

Скрипнула дверь, и больная в лихорадочном бреду бессильно повалилась на лавку... «Горит - Горит... Всё горит... И кони горят... И земля горит... И я горю... И сердце горит...»

В избу с кувшином вошла седая бабка.

- Спи, моё дитятко, усни, моя ясная... И кто тебя вынянчил, такую смелую да гордую!

Девушка порывисто приподнялась на руках.

- Бабушка, кто это стучит там?

- Это дятлы стучат, дятлы, моя родная... А ты ляг, ляг, дитятко, я тебе сказку расскажу...

И, положив к себе на колени голову девушки, бабка стала рассказывать ей русскую сказку о правде.

Вилли слушал её всем сердцем. «Но неужели она не будет спасена?» - думал он, глотая слёзы. Чистое, светлое, щемящее чувство трогало его душу; он готов был сейчас отдать жизнь, чтобы спасти эту необыкновенную девушку, но уже поздно... Вот хрипло бьют часы... Сейчас войдут палачи и уведут её, босую, по снегу на казнь...

Занавес закрылся, и в зале вспыхнул свет. Но Вилли не уходил. Он сидел потрясённый, не видя окружающего, не слыша разговоров соседей. Удивительное ощущение красоты подвига впервые в жизни захватило его с такой глубокой силой.

Над Берлином висело низкое, глухое небо. В неярком свете круглых фонарей, перевитые дрожащими струнами осеннего дождя, валились из темноты мокрые хлопья снега.

Вилли долго стоял у подъезда кинотеатра. И то светлое, таинственное и волнующее состояние, овладевшее им в зале, не покидало его, наоборот, оно разрасталось, усиливалось, звало куда-то... Юноша не видел огней, дождя, города: он был там, в подмосковном лесу, вместе с партизанами и школьницей Зоей.

Вилли зашагал по мокрой мостовой сперва медленно, потом всё ускоряя и ускоряя шаги, через площадь, мимо шумевших деревьев, в загадочную мглу города, где, как буйки, плавали круглые шары редких фонарей. «Но неужели на свете существуют такие удивительные люди, как Зоя!» Ночь, ветер, ненастье, а у него за спиной, словно крылья выросли, и так легко и радостно шагать по мокрой мостовой и мечтать о Зое, словно на улице не ночь, а сияет яркий день!

«А какая она смелая!» - восхищённо думал Вилли, и ему почему-то казалось, что Зоя не погибла, что она живет и продолжает где-то действовать. Всё в ней было замечательно: и характер и воля. И особенно привлекала его эта гордая, какая-то мальчишеская неуступчивость.

И ему до боли вдруг захотелось самому сделать что-то смелое, прекрасное, благородное, совершить подвиг для счастья людей, может быть, даже погибнуть в борьбе... Охваченный восторгом, Вилли и не заметил, как обошёл квартал и снова очутился возле театра. «Нет, надо ехать домой: уже поздно».

Вилли жил на одной из самых дальних окраин западного сектора Берлина, в рабочем районе Шпандау. Отец Вилли погиб в концлагере. Мать работала обмотчицей на заводе «Сименс». Три месяца назад её уволили с завода. Вилли бросил школу. Днём и вечером, в жару и ненастье ходит он по улицам разрушенного города и предлагает прохожим сигареты. Это не так просто - заработать на кусок хлеба. Безработных теперь полно. Вилли ненавидит надменных и наглых «ами», налетевших из-за океана и принесших бедствия немецким рабочим.

На границе восточного сектора сменились кондукторы. Трамвай, гремя и покачиваясь, летел в осеннюю, неприветливую мглу западного сектора Берлина. Через минуту он затормозил у остановки. На площадку быстро взбежала девушка-подросток с букетом осенних цветов и небольшим чемоданчиком в руках. Она настороженно оглянулась в темноту, окинула быстрым взглядом пассажиров и осталась на площадке. «Вот такая и та была», - подумал Вилли.

И то ли показалось ему, то ли это был отражённый в тёмном стекле трамвая лёгкий силуэт девушки, но Вилли почудилось, что светлый облик Зои незримо мчится рядом с вагоном сквозь серебряные ёлочные блёстки дождя и мокрые хлопья снега.

Она сошла возле рынка. Вилли видел, как, озираясь по сторонам, девушка поспешно повернула в чернильную темень глухого переулка. В свете двинувшихся огней трамвая он заметил, как следом за ней увязались двое пьяных - солдат в форме рядового американского воздушного флота и рыжий верзила в светло-серой, надетой набекрень шляпе.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.