Красная дева Монматра

... Поезд Париж - Версаль. На одной из промежуточных станций входит группа вооружённых коммунаров. Они проверяют документы только у мужчин в одежде военного покроя. Их подозрение вызывает усатый человек в штанах с красными лампасами. Он спорит, доказывает, что он не военный, что штаны эти купил случайно на рынке.

Нарядно одетые дамы заступаются за него. Одна из женщин, сидящих в купе, не вмешивается в разговор. На ней модное платье, сплошь изукрашенное рюшами и воланами, губы её накрашены, ресницы насурмлены. Молодой версальский офицерик, вошедший в Севре, садится с нею рядом. Приятно улыбаясь, дама рассказывает офицеру, что она дочь разорившегося аристократа, «дом которого реквизирован Коммуной», что она не желает служить Коммуне и, согласно приказу версальского правительства, бросила службу в Париже и едет в Версаль.

Кто бы мог догадаться, что это Луиза Мишель, играющая роль аристократки? Затеянное ею предприятие очень опасно: она решила пробраться в лагерь версальцев и вести там агитацию в пользу Коммуны.

... И вот она в версальском парке. Под оголёнными, без листвы, деревьями - рваные палатки. Группа версальских солдат варит на костре в котелках картофель. Одеты скверно, дрогнут. Их стреноженные лошади похожи на скелеты. Очевидно, дела версальцев всё-таки неважны! Луиза подошла к солдатам, заговорила... Они очень заинтересовались, узнав, что она из Парижа, и с интересом слушали её рассказ о празднике провозглашения Коммуны.

- Парижское войско ничего против вас, солдаты, не имеет, - говорила Луиза. - Оно восстало потому, что его пушки, купленные на его собственные деньги, хотели отнять силой. Знаете ли вы, отчего парижане возмутились? Ваше правительство требовало, чтобы бедняки, разорённые осадой, немедленно заплатили свои долги по векселям за квартиру. А что сделала Коммуна? Она первым делом постановила отсрочить квартирную плату и уплату по векселям, приостановить продажу вещей, заложенных в ломбарде. Людям сразу стало дышать легче. Что же тут плохого?

- А ведь она говорит правду! - неожиданно сказал один худой небритый высокий солдат с провансальским акцентом. - Зачем было забирать у народа пушки? Разве лучше, если бы они попали в руки пруссаков?

- Я хорошо помню, как собирали деньги на пушки по подписке, - послышался ещё один голос.

Худой провансалец оживлённо заспорил с товарищами и сказал, что, как только наступит ночь, он убежит в Париж.

... Поздно вечером без особых затруднений Луиза вернулась домой.

... Версаль отлично использовал данную ему передышку. Прусское командование, сочувствуя стремлению Тьера раздавить пролетарскую революцию, разрешило ему увеличить в пять раз версальскую армию, вернуло ему французских военнопленных, много пушек и боеприпасов. Второго апреля непомерно окрепшие версальские войска перешли в наступление.

В это утро Луиза собиралась, как обычно, в школу. Вдруг, к своему изумлению, она услышала пушечный выстрел.

Версальцы первыми напали на мирный Париж! Из соседних домов выходили национальные гвардейцы в полном вооружении, строились. Бежавший со стороны бульвара мальчик крикнул: «Бой идёт у моста Нейи! Проклятые версальцы двинули на нас целую армию!» - И он помчался дальше.

Пользуясь тем, что мать ушла в лавку, Луиза переоделась в форму Национальной гвардии и побежала искать свою часть. Она нашла свой батальон на углу бульвара Рошешуар, где он был задержан движением артиллерии.

... Парк Нейи. Непрерывно грохочут пушки. Героические бойцы Домбровского вот уже полтора месяца отстаивают позиции против вдесятеро больших сил противника. Артиллеристы день и ночь стреляют из нескольких оставшихся пушек. Полуголые, чёрные от порохового дыма, они неузнаваемы. Они упорно сопротивляются, эти несгибаемые коммунары, хотя положение совершенно безнадёжно, хотя версальцы подвели уже свои инженерные сооружения вплотную к стенам и укреплениям Парижа.

... И всё-таки, если бы не предательство, версальцам не удалось бы ворваться в Париж!

В три часа дня 21 мая на городской стене близ ворот Сен-Клу показался некий Дюкатель и, махнув белым платком, крикнул версальцам, что ворота никем не охраняются, что они могут спокойно войти...

... На площади у Отейльской церкви кучка бойцов Ярослава Домбровского, главнокомандующего Коммуны, оказывает последнее сопротивление огромным силам врага. В воздухе жужжат пули. Домбровский стоит, опершись о ружьё. Длинная бородка делает это худое, измученное лицо ещё более тонким и худым. Перед ним в почтительной позе стоит Луиза Мишель. Он быстро и негромко бросает отрывистые фразы:

- Спешите, Луиза! Спешите, пока не поздно, на Монмартр, к Ла Сесилиа... передайте, чтобы он организовал сопротивление... Расскажите ему всё, всё! Бегите скорее, не теряйте драгоценного времени!

В городе тревога. В каждом квартале грохочет барабанная дробь. Пронзительно и жалобно трубят рожки, беспрерывно звонят во всех церквах. Взмыленные кони вскачь тащат по булыжникам улиц тяжёлые орудия и повозки, гружённые снарядами. Скачут верховые, бегут взрослые и дети. Торговцы торопливо запирают свои магазины железными засовами. Взламываются мостовые, из камней строятся баррикады. На стенах домов расклеено воззвание Коммуны и Комитета общественного спасения:

«... К оружию! Пусть Париж ощетинится баррикадами!... Пусть революционный Париж, Париж великих дней, выполнит свой долг, Коммуна и Комитет Обороны выполнят свой!»