В этот день Кару Инчинов так и не появился на стройке. А работы оставалось уже немного: пройтись топорами по крыше, навесить двери и проверить шлюзы. Остальное лежало на совести механика, которого ожидали с часу на час. Но как разговаривать с ним без бригадира и не будет ли какого подвоха, при приёмке станции?

- Может быть, Кару уехал на пастбище? - спросил кто - то из строителей, всматриваясь туда, где ничего не было видно, кроме степи и солнца.

- Вчера он собирался в район, - сказал другой.

Тогда все восемь строителей, не отнимая от глаз ладоней, повернулись в ту сторону, где вдалеке стояли горы с полосками раннего снега на бурых склонах. А больше, сколько ни смотри, ничего не увидишь, потому что районный аймак лежит в ложбинке у самого тракта. Посёлок настолько мал и бестолков, что кажется высыпанным сверху, отчего глиняные домики раскатились во все стороны, как горошины. Но вперемешку с ними у тракта стоит несколько настоящих, недавно срубленных домов. Под окна к ним тянутся провода, а вокруг они обнесены палисадниками. В палисадниках пусто. Степь нехотя пустила к себе людей и не дала им ни кустика, ни деревца.

Пока на стройке гидростанции гадали, куда мог провалиться Кару Инчинов, он стоял у здания напротив райкома, в аймаке. Тут же, у телеграфного столба, дремала его каурая лошадка. Ровно в восемь Кару снял войлочный треух и, почтительно сказав: «Якши, товарищ Куранаков», - проследовал в кабинет за плечистым человеком в чёрной гимнастёрке.

- Что скажешь, Кару? - по - теленгитски спросил раннего посетителя секретарь райкома и жестом пригласил садиться.

Но Кару не сел. Откинув полу стёганого халата, он достал из кармана аккуратно сложенный лист бумаги.

- Вот почитайте. От комсомольцев. Заявление.

В родном колхозе Кару считался самым смелым охотником, самым находчивым чабаном. Но даже тогда, когда бураны сносят в долину овец легче верблюжьего пуха и нужно успеть догнать ветер, - даже тогда не так билось сердце у Кару, как сейчас, пока читал Куранаков заявление.

- Ты говоришь, от комсомольцев, Кару? Но ведь здесь только твоя подпись?

Кару потупился. Солнце коснулось алого знамени, прислонённого древком к стене, и отблеск его упал на смуглое лицо подростка.

- Верно, - вздохнул Кару, - я никому не показал заявления. Хотел обрадовать ребят сразу. Когда закладывали станцию, они говорили, что Мамый Куртяпов первый в колхозе задумал разлить воду по арыкам. Пусть станция будет названа его именем. Ребята согласны.

- А остальные? - спросил Куранаков, прищурив глаз. - Дедовский обычай знаешь?

- Знаю, - твёрдо сказал Кару. - Он мне не нравится. Ребятам - тоже.

- Ну, а как же с остальным народом? Так, знаешь ли, нельзя! Могут быть недовольные.

Кару нахлобучил треух и потянул было листок обратно, но Куранаков неожиданно рассмеялся и, вставая, похлопал его по плечу.

- Ладно, оставь заявление. Станция ваша, молодёжная, и вы вправе назвать её как хотите. Скажи своим комсомольцам, что я поддерживаю.

От радости Кару забыл даже попрощаться. Пришлось соскочить с коня и вернуться.

На обратном пути каурая лошадка наслушалась удивительных песен от хозяина.

- Последний год скупишься ты, степь, - звонко пел Кару, отдавая голос ветру, - последний год ты морила голодом наши стада. Последняя ночь будет сегодня чёрной. Завтра будет светлая ночь в степи и в наших аилах. Светло будет на душе у теленгита.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.