- В какой музей?
- В зоологический. Видите ли, у него новое увлечение.
- А что же в этом плохого?
- Как что? Но ведь музей за Дворцовым мостом.
Ах, вот оно что! Поэт Олицкий находился, оказывается, в том самом неприятном для всякого мужчины возрасте, когда ему строго - настрого было запрещено мамой переходить улицу. По этой стороне Невского ходи сколько угодно, но по той - ни в коем случае.
Я смотрю на Шурика с удивлением. Мне не верится, что этот десятилетний мальчуган ещё три года назад написал сказку про козлят, «Ледяных солдатиков» и много других хороших стихов, которые я вижу сейчас на его рабочем столике. Я пришёл к поэту, чтобы поговорить о его творчестве, и оказался в весьма затруднительном положении. Мне ещё никогда не приходилось говорить серьёзно о поэзии с учеником четвёртого класса. Очевидно, поэтому я начинаю не со стихов, а с зоологического музея. Мой собеседник быстро, по - мальчишечьи загорается. Он уже не сердится на мать, а горячо и образно рассказывает про то, что видел в одном из залов музея.
- Вот стрекоза, - говорит он, - как будто бы доброе, безобидное существо. А это, оказывается, хищник, которому подавай на обед и мошек и мушек. Но стрекозе тоже нельзя зевать. Чуть что - и она уже во рту у лягушки. А за лягушками охотятся ужи, а ужей едят ежи.
- Ну, и какой вывод ты делаешь из этого? - спрашивает Анна Николаевна.
- Плохо быть слабым.
На рабочем столике рядом с бумажными клочками, на которых написаны стихи, лежит открытый арифметический задачник - свидетель страдной поры первых экзаменов, сломанный пистонный пистолет (значит, ничто человеческое не чуждо душе поэта) и два железных утюга, под которыми сушатся листья липы, берёзы и ясеня. Пионерский отряд дал Шурику задание собрать гербарий из ста растений.
Над рабочим столом висит расписание, из которого явствует, что рабочий день ученика четвёртого класса Олицкого начинается рано. Он поднимается в 7 часов утра и вплоть до самой школы занимается музыкой. Шурик состоит в фортепианном кружке при школе, но это, повидимому, его не удовлетворяет, и он по два часа в день самостоятельно упражняется на рояле. Кроме того в расписании, в дополнение к школьным урокам, значатся и самостоятельные домашние занятия английским языком. Такой распорядок дня для десятилетнего мальчонки показался мне тяжёлым.
- Да, нелегко, - сознался он.
- А не лучше ли тебе сократить музыкальные занятия и отдать весь досуг поэзии?
Шурик удивлённо посмотрел на меня:
- А разве поэзия может быть без музыки?
Больше в этот день нам не удалось поговорить с Шуриком о поэзии. О гербарии, футболе он болтал охотно, а вот от разговора о стихах тактично уклонялся. Для того чтобы вызвать мальчика на откровенность, надо было, повидимому, завоевать его доверие. Три следующих дня по расписанию были свободные от экзаменов, и я предложил ему провести эти дни со мной:
- Мы пойдём в зоологический...
Шурик загорелся и умоляюще посмотрел на мать. Анна Николаевна разрешила. И вот мы целые дни бродим по Ленинграду, заходим в музеи и парки, останавливаемся у киосков с прохладительными напитками. Шурик, так же как и все прочие мальчишки, которых я знаю, может съесть нескончаемое число порций мороженого и запить его таким же количеством газированной воды с сиропом. Да он и есть самый настоящий мальчишка. Вот он самоуверенно спорит со мной о фугах и прелюдиях Баха и почти тут же по - ребячьи предлагает:
- Давайте сбежим с вышки Исаакиевского собора на одной ножке!
И, не дожидаясь моего ответа, он так стремительно пускается вниз со ступеньки на ступеньку, что я с трудом догоняю его только у самой площади.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.