Зюйд свежел. Внизу лопотала вода. Чудилось, как море вспухает волнами и в широких взмахах бьется о твердое неподатливое брюхо. Судно, мерно колыхаясь, шло полным ходом, и в черной мгле жалобно звенели торопливые всплески.
- Ну, сказывай, - поторопил Петька, - а то на вахту скоро.
Мартыныч прислонился спиной к борту и, строго оглядев темную кучу разлегшихся на палубе ребят, начал:
- Ты, Петька, все про храбрость толкуешь, так вот я расскажу, как каш капитан Аверин, сказать по-нонешнему - командир судна, кочегара храбрости учил. Теперь-то вам много посвободней стало. Что ежели не в силах человечьих - делать не заставят, а у нас в те поры и поговорка спалилась: бей матроса-часы сработает. От кого - и добивались, а кому выходило - от дождя да в воду, как, скажем, нашему кочегару Зыбкову. Мы его, Зыбкова-то, за обличье больше Моржом звали. Усы у него книзу были, ну и весь - чисто морж. Да и ум у него был моржовый, в роде как у тебя, Лешан, несмотря, что ты в комсомол просишься.
Из пятнистой в неверном свете фонаря кучи пени во прогудел голос Лешана:
- А ты не лайся, знай-рассказывай. Мартыныч подмигнул остреньким глазком и продолжал:
- Капитан у нас козырь был. Англичанином очень увлекался - в зубах повсегда трубка и виску, водку ихнюю, тянул почем зря. Оно бы ничего, да пшик у него был-любил геройство свое показать и матросов приучал, чтобы бесстрашные были. Да. Плавали мы тогда в Балтийском. Ну и частенько в Финляндию курс наворачивали. А надо вам сказать, коло Гельсингфорса-по берегу идти - фарватер ужасти какой засоренный. Того и гляди на банку сядешь. Так носом туны сюды и виляй. И еще надо вам сказать, в одном месте там до невозможности зловредная мель расположена. Так, пустяковина - полосочка узкая посередке, а пройти никак нельзя, огибать надо. Вот здесь-то наш Аверин и нагонял форсу. Надерется виски, пока покраснеет, усы рыжие натопорщит и ну чудасить. Под самым прямым углом средним ходом - на берег. А берег-то каменистый. Скалы над самой водой свесились. Спервоначалу у нас инда в кишках зудело. Ждешь - вот-вот посула к шуту об камни. Доведет по последнего и - крутым поворотом от берега. Ну, мы потом приобвыкли, а вот Морж этот самый никак переносить не мог. Отвернется, бывало, от скал, глаза зажмурит и ну креститься. Да. Прознал как-то про это его малодушие капитан и взялся его геройству обучать. «Не потерплю, говорит, чтоб в моем экипаже этакая слякость разводилась». И вот, значит, как подходим к этому месту, орет капитан:
- Зыбкова сюда!
Взойдет Морж но трапу на спардек, станет перед мостиком и коленок свести не может. А капитан как гаркнет, - голосок-то у него был что надо:
- Кру-у-гом... Рыла-то от врага не вороти... Повернется Морж к берегу и сомлеет весь.
Скалы бегут на него. Сверху-то еще страшнее. Побелеет, руки по швам, одна шевелится - перекреститься бы. А капитан на спардек сбежит, глаза от впеки выпучены, в левой руке трубка на отлете, кричит:
- Смейся! Смейся, сукин сын! Смотри веселее! Ногой топает и кулак к носу тычет. Смотреть, бывало, на Моржа жалко. Губы у него дрожат, а тут смеяться надо. Стоит, ровно статуй какой.
Морда белая, зубы оскаленные, - не смеется, а словно укусить или завыть собирается. После поворота станет противу него капитан, раскорячится, руки в боки, трубка в зубах и смотрит, смотрит, будто навек запомнить хотит. Потом вынет трубку изо рта, плюнет.
- Трус ты несчастный, - скажет, - гальюнщиком тебе, а не моряком быть, моржовина ты. Сколько тебя, дурака, тренирую, никак не приучу. Пошел! Пять нарядов!
Из братвы кое-кто тоже было Моржа на смех подняли, да другие, поумнее, гукнули: неча ржать, когда над человеком мурдуются. Ну, и прекратили.
А Морж тренировке-то этой самой не поддавался. С каждым разом все пуще его разбирало.
- Бывает это, - сказала куча на палубе медленным голосом Лешана. - Гайка какая, гляди, ослабнет в голове, и чем дальше, тем больше, значит, по нарезу ее гонит.
Мартыныч уничтожающе посмотрел в переплет раскинутых ног и сел боком.
- Ну и рассказывай про спою гайку, а я уж помолчу, послушаю.
- Цыть ты! - крикнул Трухни и шлепнул рукой по бушлату Лешана.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
War Mania oj Mr. Ginksa and Mr. Blinks
Открытое письмо