Оставшись один в комнате, Кучеров несколько минут сидит в задумчивости, запустив пальцы в свою пышную кудлатую шевелюру. Потом, тряхнув головой, решительными крупными буквами выводит да блокноте заголовок: «Даешь культурный отдых». Несколько ниже и менее размашисто он начинает писать: «2 июля 'комсомольский коллектив завода совместно с беспартийной молодежью и активными рабочими выехал на дачу с целью проведения выходного дня на даче...»
Здесь Васька остановился, поставил точку и задумался: «Выехал на дачу с целью проведения выходного дня на даче»... Нехорошо - дачу, на даче - очень как - то по - бюрократически получается. Васька с озлоблением грызет карандаш, потом яростно, так, что рвется бумага, вычеркивает дачи, наморщив переносицу, сидит неподвижно, потом сплевывает и принимается быстро писать.
«Организованная по инициативе комсомольцев маевка носила характер веселого празднества. - пишет Васька, вспоминая где - то вычитанные фразы. - Подобные вылазки необходимо повторять чаще ввиду их...» Кончик карандаша с хрустом ломается. Васька суетливо шарит по карманам, достает лезвие безопасной бритвы, тщательно завернутое в бумажку, чинит карандаш и, перечитав написанное, продолжает строчить. В комнате ячейки стоит прохладная сырая тишина, приглушенные шумы завода доносятся сюда невнятно и слабо.
В полдень становится жарко и душно. Пушистая пепельно-серая пыль душно тлеет, излучая в воздух незримую духоту.
У фанерных киосков с прилавками, обитыми клеенкой, холодной и мокрой от пролитого кваса, все время толкутся терзаемые жаждой люди и пьют из пивных тяжелого литого стекла кружек пестроцветные квасы и морсы. Жарко, пыльно, душно.
Николай Хлудов, длинный тощий парень в белой расстегнутой до пупа косоворотке, перетянутой тоненьким ремешком с металлическими висюльками, остановился возле киоска, залпом выпил кружку кисло-сладкого морса, вытер губы ладонью и направился к горячему кирпичному зданию заводоуправления. Пройдя темный пустынный коридор, Николай Хлудов толкнул дверь помещения комсомольской ячейки. Что - то глухо загромыхало, упав на пол. Хлудов вошел в комнату и тяжело плюхнулся на стул:
- Ну и жара, сил нет.
Василий Кучеров, возмущенный внезапным вторжением Кольки, отрывисто спросил, не отрывая глаз от бумаги:
- Что надо?
- Ничего, - добродушно ответил Хлудов, поудобней усаживаясь на стуле и стараясь половчей закинуть свои длинные ноги на перекладину стола.
- Ничего? Так иди отсюда.
- Куда?
- А куда хочешь, мне работать надо.
- Ну и работай, кто тебе мешает?
- Ты.
- Я? Ну, это ты брось, я тебе не мешаю, дай папиросу.
- Слушай, Хлудов, если ты сейчас не уйдешь, я скажу Никитину, что ты сорвал мне работу. Пошел!
- А ты что, статью пишешь о маевке? Ну так бы и сказал, а то - пойду скажу! А ну, прочти. Я, может, советы какие дам, нельзя к голосу масс не прислушиваться.
И Хлудов, откинувшись на спинку стула, покачиваясь, приготовился слушать.
Искушение для Васьки Кучерова было слишком велико. Найти добровольного слушателя для своего произведения - ведь это очень не легкая штука. И Васька, оценив предложение, заявил, что он никому не читает своих вещей, окончательно не отделанных, и что он это де - лат сейчас только для того, чтобы отделаться от Хлудова. Сухо покашливая, Васька начал:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.