Радиосолдат

... В этот вечер шуточки Метлова не производили на меня обычного впечатления. Я был немного взволнован и опасался, как бы это не отразилось на голосе. Как и всегда, хотя я и сам знал дорогу от разведроты до передовой, мне дали разведчика в провожатые. Я надел маскировочный халат и поверх ушанки нахлобучил шлем.

- Спокойной ночи, Коля, - сказал я, выходя из землянки; он что - то ответил, но я не расслышал...

Ночь была безлунной, а звёзды давали равно столько света, чтоб различать тропку под ногами и стволы сосен по сторонам. Хорошо было и то, что лёгкий ровный ветерок тянул в сторону немцев.

Тропинка спустилась в балку, где чернота была ещё гуще, затем пошла на подъём. Она выходила из балки сквозь узкую, чуть светлеющую расщелину. Там обрывали свой бег красные точки трассирующих пуль. Они загибали траекторию, медленно снижались и гасли в одной из стенок расщелины. Казалось, их можно схватить рукой. Было похоже на то, что кто - то бросает горящие окурки. Мы остановились близ щели. Окурки падали через каждые две - три секунды. Разведчик пригнулся, выставив вперёд колено, как бегун на старте, и, выждав момент, проскользнул в щель. Как только погас очередной огонёк, я последовал его примеру.

Мы находились на краю поля. Передний край немцев угадывался там, откуда тянулись в небо нити трассирующих нуль. Вспыхивали жёлтые пучки огня, и слышалось бормотанье пулемётов. Изредка раздавался ружейный выстрел. Отзвук его тянулся в просторе, долгий и тоскливый, как крик ночи. Всё это - у немцев. Наш передний край молчал. Ночь обнаруживала их нервозность.

Послышался чиликающий звук, как при полёте лёгкой мины, вправо от нас распустилась немецкая ракета. Простор обнажился. Обглоданные сосны, накаты блиндажей, колючая проволока, ничья земля в мертвенном сиянии снега, пучки можжевеловых кусточков, бомбовая воронка с рыжим венцом глины, мелкие вороночки снарядов - всё выступило разом и также разом запечатлелось в сознании. Исщерблённый воронками лик ничьей земли напомнил мне лик луны, каким он открывается в телескоп. И ещё увидел я зеленоватое, как у русалки, лицо разведчика.

Когда ракета погасла, всё снова окуталось мглой, и только, поймав лучик звезды, хрустально посверкивал ледяной нарост на обрубке сосновой лапы.

- Ох, И худо там, товарищ лейтенант, - сказал разведчик, и я не столько увидел, сколько угадал его кивок в сторону ничьей земли. Он хотел выразить мне участие, но невольно в его словах проскальзывало и другое. Если бы он провожал своего товарища, разведчика или сам шёл туда, разве сказал бы он такую фразу? Конечно, нет. Он видел бы в том трудную, но полезную, необходимость. Но он не мог отнестись с обычной солдатской привычностью к тому, что было в его глазах напрасным риском.

- Ладно, бывай.

- Вы, товарищ лейтенант, не сомневайтесь, если что. Я у стрелков вас обожду.

Зажав рупор подмышкой, я стал пробираться сквозь проволоку в поле. Самое удобное - это забраться в бомбовую воронку. Я был бы отлично защищен от осколков. Я уже взял путь на воронку, но потом решил, что она находится слишком далеко. Когда я оползал её, она показалась мне такой уютной! Я с трудом заставил себя двигаться вперёд. Влево рос кустарник, я пополз к нему. Но кустарник - тоже плохо: в случае, если меня обнаружат с помощью ракеты, он станет лишним ориентиром. Надо устраиваться прямо среди поля. Это - самое трудное, но самое верное. Какая - то глупая телесная тоска заставляет искать хоть маленькое укрытие...

Находясь близко от противника, я всегда испытывал острое и нетерпеливое чувство. Когда я был маленьким, подобное чувство вызывала таинственная металлическая дверь с изображением черепа. За этой дверью помещался трансформатор, но нам, детям, казалось, что там скрывается некая адская машина, готовая взорваться от одного прикосновения к чуть припухлой железной обшивке двери. Эта таящая смерть дверь вызывала во мне ненависть и влечение. И как в детстве меня неудержимо тянуло ударить по железной двери, так и сейчас мне не терпелось растревожить мир за колючей проволокой.

Знакомое ощущение шевельнулось во мне, но вслед затем я совсем по - иному, чем раньше, представил себе происходящее сейчас там, за колючей проволокой. Я увидел большие тёплые блиндажи, наполненные едким дымом сигарет. В эту позднюю пору солдаты пишут письма, играют в скат или валяются на нарах. В блиндажах сейчас по - солдатски уютно, но покоя нет даже тем, кто сидит за бутылкой рейнвейна и пьёт за победу: за окнами чёрная ночь чужой страны, уже научившей страху германскую душу. Хочется думать, что свои газеты пишут правду о близкой победе, что сломлен Сталинград и немецкие солдаты черпают воду из «Мутерхен Вольга», что ложь, грубая ложь - те мрачные слушки, которые неизвестно откуда, как чумные мыши, проникают в блиндажи.

Я устроился поудобнее, подгрёб снегу под локоть и приложил рупор к губам.

Всегда трудны первые слова. Здесь в такой близости от врага, особенно остро ощущаешь благосклонную доброту тьмы, укрывающей твоё тело, твои движения, глухие удары сердца. Нарушить тишину представляется вызывающей бестактностью, ребячливым неуважением к ночи.

- Ахтунг! Ахтунг! Хёрт унзере зендунг? Внимание! Внимание! Слушайте наше сообщение!... - собственный голос показался мне чужим.

Я быстро повторил обращение. Усиленные раструбом звуки уходили в простор, но в моих ушах они смешивались с теми, что я произносил в устьице рупора. Заторможенность исчезла. Я не различал слов, Но чувствовал, как наливается мой голос:

- Немецкие солдаты! Вы все с нетерпением ждали того момента, когда ваши войска выйдут к Волге. Ваше командование создало могучую шестую армию, которой трудно было противостоять. Весь цвет германской молодёжи, лучшая техника, большая часть бронетанковых сил были отданы этой армии. Русские мужественно оборонялись, но ваша армия под командованием фон Паулюса прорвалась к Сталинграду. Наступил решающий момент битвы. Дом за домом, улица за улицей переходили в руки ваших солдат. И вот лишь крошечная полоска берега осталась в руках русских; немецкие солдаты шестой армии вышли к самой Волге!...

Пауза. Одна за другой обрываются нити трассирующих пуль. Замолкло бормотание пулемётов: меня слушают.

- Но, перейдя в решительное контрнаступление, советские войска совершили полное окружение всей группировки войск Паулюса и приступили к планомерному уничтожению живой силы и техники шестой армии - ставка верховного командования немецких вооружённых сил бита. Сталинградская битва выиграна Красной Армией!...