О Шуре с текстильной

- Смейтесь, не смейтесь, но мы все восемь хотели жить по - новому... Трудно, товарищи, скакать и перепрыгивать канавы, а их в нашей жизни не перечесть.

Все рассказала Шура притихшим членам бюро.

- Были дни, когда с трудом удерживали девчат от слез, были вечера, когда мы все восемь чувствовали себя ближе, родней друг другу... А потом этих вечеров стало все меньше и меньше. Нужда подсекла нас. Вы сами знаете, что царит сейчас в квартире. Три дня тому назад Танька сделала себе аборт... Жизнь у нас потускнела. Но вот подумайте, что можно сделать. Вы должны помочь нам повернуть жизнь к новому?

Обо всем поведала Шура комсомольскому коллективу. Ждала, что скажут. Первым взял слово председатель собрания. Он оглядел всех сидевших на бюро ребят, подмигнул им - дескать, знаем мы эту коммуну, слыхали про их грязные делишки. Всем почему - то стало весело, заулыбались.

- Товарищи, - сказал он, - да какая же это коммуна?

- Возвышая голос возмущенно продолжал:

- Да ведь они позорят идею коммуны. Шпана собралась там, а не комсомольцы. Ишь, чего захотели, чтобы мы заглянули к ним, помогли им руль повернуть, а корабль - то разбит... Коммуны нет. Я, товарищи, предлагаю ее не называть даже бывшей коммуной, а просто забыть о ней, забыть и просить правление ЖАКТ'а расселить их. Ведь ихнее грязное прошлое может клеймить позорным пятном всю нашу организацию...

Пыталась, было, Шура напомнить о тех днях, когда это же бюро одобрительно высказалось за организацию коммуны, но председатель быстро ответил:

- Так - то мы думали про настоящую коммуну, а вы там у себя публичный дом устроили...

... Тот вечер был последним в коммуне. Разбрелись ребята по разным углам. Думала Шура, что забыли о коммуне, но ошиблась. Вскоре пришлось опять испытать удар. Когда ни придет в бюро просить работы, там хмуро поглядят, вспомнят о коммуне, которую затеяла Шура, и недовольно скажут:

- Да вот не знаем, как с тобой быть... Прикрепишь тебя к пионерам, а что скажут работницы, ведь знают, небось, что ты жила там... - И отказывали в работе. Подожди, мол, походи, а там присмотримся к тебе.

Еще трудней стало жить и бесцельно слоняться свободными вечерами. Не с кем было посоветоваться, рассказать о том, что гложет, не дает отдыха. Совсем невмоготу стало. Решилась написать письмо в газету. Спросить комсомольцев, как выйти из тупика?

Вот это письмо:

«Я пишу к вам, к комсомольцам, ибо кроме вас у меня сейчас другой родной организации нет. Стыдно и больно отрекнуться от комсомола, но находясь в таких условиях, когда коллектив толкает меня в бездну, я не знаю как быть.

Была активной, все ко мне хорошо относились, а вот не выгорело у меня с коммуной, и все отвернулись. Где вопрос касался серьезного дела и меня, то наши активисты, криво усмехаясь, говорили:

- Да разве такое трепло умеет серьезно работать?

Теперь я хожу без комсомольской работы. Разве ячейка старалась нагрузить меня, испробовать мои силы? Нет!

Активисты часто преподносят мне «ты бумажная комсомолка, на словах много треплешься, а на деле ничего не выходит». Кто же виной тому, что я не работаю? От таких частых нареканий я болела душевно, боролась с собой, чтобы не упасть, хотелось выкарабкаться, но не знала как, ведь никто не помогал. Стыдно сознаться, но были минуты, когда хотелось покончить с собой.

Часто спрашивала себя: что же мне дал коллектив? И с горечью я отвечала самой себе: ничего. Но тут у меня заговаривало комсомольское чувство, что нельзя падать духом, что у всех бывают плохие минуты, что надо крепиться.

В эти дни вожатый базы попросил меня работать с пионерами. Обрадовалась я, стала посещать базу. Люблю с ребятами заниматься. Две недели проработала с ними. Чувствую, что пионеры ко мне хорошо относятся. Мне даже наметили второй отряд для работы, и вот тут - то коллектив еще раз напомнил мне, что я трепло. Вожатого нужно провести через бюро коллектива. Моя подруга активная комсомолка, предупредила меня: тебя, Шура, не проведут, вот вспомнишь мое слово. - Я удивилась: почему не проведут?