Старик перешёл на шепот:
- Это будущий академик... Она такую диссертацию сочинила, что ей сразу доктора дадут. Я в этом деле кое-что понимаю. Вы, молодые люди, сагитируйте её уехать вместе с вами. Ей надо уехать. Я не знаю, кого мне пришлют взамен, и плакать буду на проводах, но ей надо в Москву, надо шагать дальше. Она заслужила... Да потом, девушка она, как говорится, на выданье. А женихов здесь один только я... А вы не смейтесь: мне всего только тридцать шесть. А те тридцать два, что я в тайге прожил, в счёт не идут. В тайге люди но стареют...
Чем больше смотрел Борис на Елену, тем чаще вспоминал сказку про гадкого утёнка. В Москве даже после десятилетки никто не ухаживал за Еленой, и в школе она не получила ни одной записки. Тогда она была угловатая, неловкая. Все потешались над её близорукостью: читая, она подносила книгу к самому носу. Но дружили с нею ребята всегда охотно: что-то подкупало их в её характере. Может быть, смелость и предприимчивость, да ещё прямота и совершенная честность во всём, в большом и малом. Борис не видел её лет десять и за эти годы она поразительно изменилась. Она не стала лебедем, но в каждом её жесте, в каждом движении, в голосе появилось обаяние, подкупающее и чарующее.
Елена водила геологов по всем участкам своего большого хозяйства. Увлекшись, она и не заметила, что Борис и Сергей не разговаривают друг с другом. Впрочем, и с ней Сергей почти не говорил. Он ходил молча, слушал как будто из вежливости и смотрел на всё с иронией, как на детскую забаву.
* * *
Всё дно мелководных ручейков было покрыто песком и мелкой галькой. Подводные ключи шевелили камни. Здесь сама природа создала все условия для нереста.
Ничего не видя, никого не боясь, самцы и самки кеты, в ярком брачном наряде, носами и плавниками прорывали на дне узкие бороздки. Самка откладывала в них икру, а самец заботливо засыпал бороздки, закрывая каждую икринку. Когда всё было кончено, когда в миллионах икринок зарождалась новая жизнь, рыбы, как будто вдруг почувствовав всю тяжесть проделанного пути от моря до нерестилищ, отдавались на волю течения, и течение сносило их вниз, переворачивая с бока на бок.
- Ему теперь совсем пропадай... - пояснил Кальдука.
- А знала б эта рыбёха, что так будет, так её и силой бы не загнать было в эти места, - вслух подумал Сергей.
- Всё равно бы пришла, - возразила Елена. - Тут закон. Забота о потомстве - самый незыблемый закон у всего живущего. Да и у людей. Разве не так?
- Не знаю. Не думал об этом.
- Да здесь и думать не надо, это истина. Вот вы идёте в тайгу искать железную сопку, и хоть и не думаете об этом, но ведь вы не только для себя ищете железо, но и для будущих людей. А я няньчусь здесь с рыбьим потомством разве не для человеческого потомства? Да на наш век и этой кеты хватило бы.
А не позаботься мы, и наши потомки знали бы об этой рыбе только по картинкам да по чучелам в музеях...
- Но мы от наших забот не погибаем.
- Будущая мать никогда не бывает уверена, что всё сойдёт благополучно, однако...
Елена вдруг смутилась, и, покраснев, добавила:
__ Но это уж не моя область Я ихтиолог...
Иван Павлович оказался «по совместительству» и неплохим врачом. В конце недели Борис уже передвигался без палки и на следующее утро решил выступать. Ночью он проснулся от скрипа половиц. В комнате было накурено и жарко. Сергей не спал. Он ходил из угла в угол, в темноте краснел огонёк его папиросы.
- Ты не спишь? - спросил он.
- Нет.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.