У серой, сложенной из плавника пасти, которая хорошо выделяется на фоне бесконечных искристых снегов, остановились лёгкие нарты. Олени после длительного быстрого бега замерли, как вкопанные, широко раздувая ноздри и часто поводя боками. С нарт поднялся человек в большой оленьей кухлянке и огромной шапке, отороченной пушистым белым мехом. Он подошёл к пасти, осмотрел внимательно приманку, полузанесённый след песца и неодобрительно покачал головой. Кусок рыбы в ловушке был обглодан, но пасть почему-то не обрушилась своей тяжестью на песца.

- Плохо! - забормотал охотник. - Совсем стар стал. Даже насторожить как следует не могу... Песец смеётся надо мной!

Он сердито дёрнул приманку. Бревно рухнуло вниз, разбрызгивая в стороны снег.

- Вот так бы надо, когда песец здесь был! - он скинул рукавицы, принялся заново настораживать ловушку.

Возился он долго, несколько раз подносил замёрзшие пальцы ко рту, отогревая их дыханием, старательно и аккуратно пристраивал новый кусок рыбы. Наконец он встал, осмотрел свою работу и с облегчением произнёс:

- Может, теперь попадётся.

Вытер слезящиеся глаза, устроился поудобнее на нарту и взял в руки таях.

В охотничью избу старый Аким приехал к вечеру. Внука ещё не было. Аким разделся. Нарубил дров, разжёг печку, сооружённую из бочки для керосина. Поставил кипятить чай в медном задымлённом чайнике, принёс большую мороженую рыбу.

Избушка низенькая. Одно крохотное оконце, заделанное кусочками стекла, вшитыми в бересту; оно почти не пропускает света. Стены из круглых, грубо обтёсанных брёвен черны от сажи. На них можно писать пальцем, чем очень любил заниматься Никишка. И возле той части шатких, неуклюжих нар, где он спит, вся стена испещрена надписями и рисунками. Около трубы брёвна чёрноглянцевые, словно покрыты лаком.

Вскипятив чай, Аким устроился поближе к печке на низеньком чурбанчике, который заменял стул, и задумался.

- Совсем старый стал! - вздохнул он. - Какой я теперь охотник? Сколько езжу, - ни одного песца добыть не могу. Как на глаза людям покажусь?

Вспомнил, как по перепутью с внуком Никишкой выехали на промысел. И, видимо, действительно он стал слишком стар. Глаза слезятся - плохо видно бескрайнюю тундру. Руки дрожат, когда он поднимает тяжёлое бревно, настораживая пасть. И нет обычной уверенности в себе. Время идёт, охота в разгаре. Скоро надо ехать обратно в посёлок за продуктами, а он не добыл ни одного песца. И от сознания своей беспомощности горько и обидно. Он, опытный охотник, проведший всю жизнь за этим занятием, приедет с пустыми руками. Правда, Никишке везёт. Несколько шкурок готово к сдаче. Можно мять в руках мягкую шкурку, раздувать белый с голубым отливом мех. И всё ж это добыто не твоим трудом и сноровкой.

- Вот так, незаметно, день за днём, лето за летом, прошла жизнь...

Задумавшись, перебирая в уме картины давно прошедшего, Аким не слышал, как заскрипел на улице снег. И только когда хлопнула дверь, он удивлённо поднял голову. Вместе с клубящимся языком морозного воздуха вошёл Никишка. Он заметил, что дед сидит, понуро опустив голову, сгорбившись так, что сквозь рубашку видны острые кости лопаток, а седые волосы колеблются жаром печи. «Опять пустой приехал», - подумал Никишка.

- Ну что, дедушка? Как дела? - спросил внук.

Аким отрицательно покачал головой.

- Я двух принёс! - радостно сказал Никишка. - В той пасти, что на мысу, один попался, а другой совсем близко - за рекой, около озера.

- Молодец, внучек! - похвалил Аким. Никишка, рассказывая события дня.

снял с себя меховую одежду, подсел к печке и протянул озябшие руки к огню.

- Ычча-а! - сладостно зажмурил он глаза.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.