Печатаемое ниже письмо прислано в «Смену» комсомолкой, заточенной в польской тюрьме. Вот уже шесть лет, как двери тюремной каморы закрылись за нею. О настроении автора, как и тысяч других заключенных комсомольцев, предоставляем читателям судить по письму. Вместе с ними, от лица десятков тысяч читателей «Смены» шлем мы товарищам по борьбе боевой первомайский привет.

Недалек час освобождения, товарищи, стремительно приближается «великая буря социалистической революции».

... Так мало писала тебе за весь этот прошедший год. И от тебя уже с год не было писем. Но были открытки, были коротенькие, многоговорящие письма-приветы. Разве надо тебе говорить, как благодарна я за них, как вспыхиваю восторгом, получая эти приветы?.. Ну, ладно! Надо рассказать тебе о нашей жизни, об этом ведь не всегда напишешь. Несколько моих писем, где я пробовала хоть частицу маленькую рассказать, дальше тюремной канцелярии не пошли - конфискованы...

Так вот, слушай. Ты ведь старый и близкий друг N-ской коммуны политических заключенных и должен о ней знать. Раньше всего интересны цифры. Ты помнишь коммуну, когда в ней было всего 5 человек. Теперь, через 2 года, нас более 40 человек. А прислано было около 69; из них только 10 пошли на волю за все время. Можешь делать выводы и о росте фашистского террора и о росте революционного движения.

Что же мы собой представляем? Прежде всего - ха-а-ароший народ! Люди все крепкие, надежные, веселые, боевые, беззаветно-преданные и дисциплинированные. У нас нет ни одной размазни, у нас не бывает случаев трусости или измены, у нас совершенно неизвестны упадочные настроения, у нас нет никогда скуки. Дальше: по возрасту от 17 до 50 лет, по приговорам - от 1 до 10 лет. Но эта огромная разница стирается, ее незаметно: 50-летняя старая К. прекрасно сговаривается и весело хохочет с 17-летней Г. Осужденная на 10 лет В. или Ф. так же близко чувствует свободу, как и пришедшая с годичным приговором П.

Но годичные приговоры - это исключение. Больше всего 5 - 6-летних. Очень многие сидят второй и третий раз. Все приезжают после долгого пребывания в других тюрьмах, и потому здоровьем коммуны похвастаться нельзя. Много, большинство больных. Есть серьезно больные. Туберкулез, конечно, царствует над всеми другими болезнями. Но никто себя больным не считает. С, например, три дня лежит и один ходит. Но от нее ты тотчас же услышишь:

«Какая я больная? Что ты на самом деле? Я просто немножко ослабела и теперь вот прекрасно себя чувствую».

Старая К. так было разболелась, что «ах, сколько мы пережили!» Но и она, задыхаясь, не переставала твердить: «Нет, я должна еще выйти на волю. Я должна еще поработать. Ведь столько работы теперь».

Представлена у нас, конечно, вся Польша в ее полном теперешнем составе: тут и Западная Украина, и Западная Белоруссия, все пролетарские промышленные центры...

Ну, вот тебе физиономия коммуны! Теперь хочешь наверно знать, в каких условиях мы живем. Тут, братка, дела аховые. Душат нас всеми мерами и способами так, что дальше уже некуда. Мы пережили неимоверно тяжелый год, а начавшийся второй обещает быть еще почище прошедшего. Из всех польских тюрем (а имя им - легион) несется теперь «скрежет зубовный». Вот баланс одного года: забраны все изданные в СССР и вообще не нравящиеся фашизму книги, запрещено получать такие книги и «радикальные» газеты и журналы, запрещено переходить из камеры в камеру, запрещено собираться вместе, распределять продукты и одежду, а также и деньги, введена прогулка парами. Да и перечислишь ли все благодеяния, которые обильным дождем сыпались на наши головы?

Интересным по своей наглости является способ, каким фашизм хочет одновременно и нас просто физически истребить (о, если бы это было возможно, ха-ха-ха!), и себя спасти от туго стянутой петли кризиса. Выдумано остроумно: нас арестовывают и сажают в тюрьмы на долгие годы, а потом велят платить за это. Так, так, не удивляйся! Сначала тебя засудят годиков эдак на 8, а потом пришлют счет на пару тысяч злотых. Это - судебные издержки. Потом пришлют тебе второй счет - за содержание в тюрьме. Наши девчата получили счета, по которым требуется оплата до 1936 года. Ловко, а? Но это еще не все. Если ты крестьянин - у тебя заберут и предадут твою землю; если ты рабочий и никакого имущества не имеешь - будет наложен арест на твой депозит в тюрьме; значит каждые 15 - 20 злотых, которые будут тебе присланы товарищами или семьей, достанутся не тебе, а фашистскому правительству. Ты же голодай, подыхай...

Но все превосходит мерзостью и идиотизмом так называемая «сегрегация». Об этом просто невыносимо писать. Но вы должны знать и об этом. Так слушай же: «христианки» должны быть отделены от «евреек», - и вот врываются в камеры наши телохранители, хватают нас и перетаскивают, «сортируют» по своему усмотрению. Ни возмущение, ни протесты, НУ доказательства бессмысленности и оскорбительности этого распоряжения, конечно, не помогают. Это проведено уже несколько месяцев тому назад, но и до сих пор и никогда мы не сможем об этом спокойно думать и говорить. Надо ли объяснять, добавлять что-либо?

А теперь к фактам - картинка: наша прогулка. Вдруг во дворе появляется начальник. Величественно и грозно направляется он к нам и разражается громом и молнией: - В порядке ходить! Не сметь приближаться друг к другу. Смеяться? Я вам покажу смеяться! У меня здесь хохоту не будет! Это правительственное учреждение, а не кабак! Я вас научу порядку! Здесь коммуны не будет! Вы у меня забудете про коммуну! Это не Россия, а Польша!

Он сам зажигается своим красноречием, захлебывается от дрожи и кричат, уже обращаясь к надзирателям:

- Смотреть за порядком! Не церемониться с ними! Силой их! По одной! В карцер сажать! Наказывать! Не выпускать на прогулку!

Такое удовольствие может продолжаться долго, может повторяться сколько хочешь.

Нас, понятно, не испугаешь. Мы только покрепче сжимаем зубы, стискиваем кулаки и ни на минуту не перестаем бороться, защищаемся упорно, ожесточенно, иногда по два месяца не выходя на прогулку. Думаешь, мы перестали смеяться? Как бы не так! Смеемся так же звонко и радостно, но с сожалением признаем, что реже. Слишком часто душит злоба, слишком часто грызет тревога. Ты подумай только, постарайся себе на минуту представить, каково это жить под постоянным непрекращающимся градом оскорблений и унижений, изощренных до тонкости, и отвратительно грубых издевательств, каково ждать каждую минуту нового удара с любой стороны...

И все-таки злоба, ненависть и тревога не царят безраздельно в наших думах. О, нет, мы знаем и радость и смех. Да и как же может быть иначе? Ведь растет, грядет революция. Ведь мы же знаем, что это предсмертные судороги фашизма, ведь мы и через вой подыхающих гадов слышим торжествующую песню нашей победы! Мы знаем, знаем, что свобода близка, мы с замирающими от счастья сердцами ловим звуки приближающейся великой бури - социалистической революции в Польше.

Стань на минуту на наше место, и ты все поймешь. Да есть ли на свете, встречается ли на земле большее счастье - будучи до последнего дыханья сдавленными врагом, все же чувствовать свою непобедимую силу, знать, что враг погибнет, видеть идущую несомненную победу и избавленье - свободу? Свободу не только нам, а и десяткам миллионов трудящихся!

О том, что все это так, о том, как развивается и близится революция в Польше, я тебе рассказывать не должна, ты знаешь, пожалуй, не хуже меня. Ох, и хорошо же, и чудесно, и неповторимо прекрасно жить на свете! Сколько у нас разговоров о нашем недалеком будущем, сколько конкретных планов и лучезарных мечтаний!

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.