Шурка не понимал в чем дело. Но когда я показал ему на кисет, он вздрогнул, как от ожога, и отвернулся к свае.
- Я не слуга.
- А кто? Барин? Шурка молчал.
Яшка медленно встал, медленно (будто она была каменная) протянул руку: рука гирей повисла на вороту Шуркиной рубахи, крутнула его, холстина врезалась в шею. Шурка захрипел:
- Брро - ось...
Но рука крутнула, давнула еще. Шурка затряс головой, но пошевельнуться не мог.
- Аггыххрры...
- Брось!... - вскрикнули я и Семен и бросились на Яшку. Отогнули его пальцы от ворота, заломили руки назад, прижали к свае...
Это случилось в первые полдня нашей совместной работы, а через пару дней я уже определенно сознавал, что Яшка тяжело, застарело ненавидит Шурку и что тот его лениво, и как - то привычно презирает. Правда, иногда в их отношениях сквозило нечто родственное и даже некоторая привязанность, но такие минуты налетали не часто.
Оба они были из одной, кажется, Тульской губернии, оба работали на этой мельнице так же, как и я, недавно. Большего о них я тогда не знал. Но мысль: «Что между ними? За что...» - донимала меня, рисовала путаные узоры различных предположений. Вот, например:
«Оба они любят одну. Яшка - неуклюж, угрюм. Шурка - красив, песенник. Вывод ясен. Отсюда и вражда и ненависть»...
Но прямого подтверждения этому я не находил. Казалось, чего проще поговорить с одним из них или спросить Семена. Но как только кончалась работа, они вместе пропадали куда - то (после я узнал - в соседнюю деревню на «фатеру»). Семен изредка тоже уходил с ними, а чаще с удочками на берег омута.
Я оставался один. Мне некуда было деться. От скуки, а также с надеждой выпытать что - либо я пытался проникнуть внутрь корпуса, под которым мы забивали сваи; пытался, но неудачно: только из дверей, с порога приходилось мне видеть, как среди вальцов, поставов и еще каких - то опасно крутящихся вещей, в сером тумане суетились серые (овьюженные мучным распылом) люди; какой - то очкастый, усатый дядя, подозрительно поглядывая на мои опорки и особенно внимательно на мои карманы, сердито останавливал:
- Куда - с? Посторонним нельзя.
- Да какой же я «посторонний»? Ведь мы...
- Знаем - с. Туда всяк... всяких принимают. Не мешайся!
Нельзя, так нельзя. И я шел к длинному мостику, протянутому по сваям от корпуса до платформы. Останавливался и подолгу любовался работой второй смены грузчиков. Казалось, легко и ловко бегали они с кладью по зыбким, пузато прогибающимся доскам. И только потом, когда мне самому, сломанному под прямым углом и с глазами, готовыми лопнуть от натуги, пришлось нести на себе мой первый мешок, только тогда я понял, какова эта работа.
С грузчиками завязывалось знакомство.
Как - то, отсыпан одному из них махорки, я спросил, что ему известно о моих сотоварищах по сваям.
Он, худущий, с засосанными щеками, заморгал белыми ресницами, сунул кулак вместе с кисетом в карман и мазнул по мне пытающим взглядом.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
22 января 1898 года родился Сергей Эйзенштейн