Первой машиной ЦАГИ был глиссер - воздухо-водная машина, несущаяся на грани двух сред. Глиссер - это замечательный принцип, утверждения земных, а иногда авиационных скоростей в медлительной стихии воды. Имея пропеллер, авиационный воздушный винт, глиссер, как ласковый теленок, сосет двух маток. Опираясь на воду, он черпает движение в воздухе. Это замечательная, всепроходящая машинка заключает в себе как бы символ создавшего ее учреждения, отражая его всеобъемлющую «межстихийность».

Здесь я вынужден повторить то, что уже отчасти говорилось в дни недавнего 15 - летнего юбилея ЦАГИ - Центрального аэрогидродинамического института. Уже одно наименование института, уже само сочетание «аэро - гидро» говорит нам, что здесь борются за овладение двумя средами, двумя стихиями. Вода и воздух изучаются здесь, рассматриваются с неослабевающей пристальностью, с бесконечной доскональностью. Крохотные представители стихии: водяные капли, частички воздуха, а также песчинки, пылинки, кристаллы, молекулы всевозможных металлов, древесины, камня - подвергаются изысканнейшим пыткам в математических застенках ЦАГИ. Их пробуют на излом, на перекос, на изгиб, на сжатие, на кручение. В гигантской, величайшей в мире аэродинамической трубе института рождаются ветры всех категорий: от легкого дуновения до страшной, чудовищной силы урагана. В огромном гидроканале могут плавать целые флотилии испытуемых судов. Первая плотина Днепрогэса была построена здесь, на этом канале, правда, уменьшенная в 250 раз. Здесь происходят бури, отливы и приливы. Это - жилище водоворотов и ураганов. Капризы водяных струй, извивы ветерков подменяются здесь с огромной точностью, записываются, расчерчиваются. Можно сказать, что все явления, возможные в двух стихиях: в воде и в воздухе - воспроизводятся здесь в миниатюре, становясь ясными и размеченными по чертежам теорий. Все двигающиеся механизмы, все способы человеческого перемещения изучаются и рассматриваются здесь с одинаковой тщательностью. Мотоциклетная гонка и скольжение аэросаней, ход корабля и бег призовой лошади, разбег гидросамолета и качание автомобиля...

Итак, эксперимент исследования, испытания, бесконечные испытания, многажды повторенные, тысячекратные придирчивые испытания - вот последовательность и основа методов ЦАГИ. Здесь с пристрастием допрашиваются на особых станках самолеты и корабли, здесь держат экзамен на аттестат зрелости новые конструкции, изобретения и усовершенствования. Здесь познаются новые формы и принципы, а вещи приобретают надежную крепость, устойчивость, скорость, экономичность, и люди наращивают опыт, уверенность, знание и умение. Так изучаются две среды в кропотливых, бесконечных испытаниях.

Комсомолец Метелица - начальник Центрального бриза ЦАГИ - ярый проповедник «цагизма» как системы взглядов и методов, человек с биографией, продутой в аэротрубе и протащенной через гидроканал, - комсомолец Метелица говорил мне, шутливо признаваясь, что испытания становятся для увлеченного своей работой цагиста как бы второй природой - «методом» бытия, что ли...

- Кто из ребят несколько лет работал на исследовательской работе, - у этих уж особый характер выковался, свой склад ума, свой подход к жизни. Привычка уж такая создается... У каждого, если порыться, книжечка есть, блокнотик какой - нибудь, и туда чуть что заносятся наблюдения, обстановка, так сказать, опыта... Ну, а потом обобщаешь это, получаешь вывод... Приучаешься все брать на испытание...

И люди, создавшие на пустыре бывшей Вознесенской улицы учебный институт мирового значения, - они сами также привыкли к строгим испытаниям, пытливо и критически относясь к своей работе.

Мне приходилось не раз встречаться с «цагистами». Мне приходилось видеть работников ЦАГИ не только в знаменитой трубе или на прославленном канале. Я имел не раз возможность наблюдать их непрерывно в течение многих дней вне стен лаборатории, как говорится, в гуще жизни, где эксперимент уже перерастал в смелое и законченное, вполне практическое утверждение, и в случае провала испытания экспериментаторы могли бы поплатиться жизнью.

Мне довелось участвовать в большом походе одного из первых глиссеров ЦАГИ. Глиссеры в то время были еще совершенной новинкой. В спортивный показательный пробег шла маленькая, четырехместная машина, носящая те же славные инициалы, что и наши летающие гиганты. Мы отправились в поход втроем: водитель - инженер ЦАГИ А. А. Бойков, механик - моторист ЦАГИ Комаров и я. Перед стартом явился Андрей Николаевич Туполев. Он ревниво оглядел нашу машину, вслушался в голос мотора, поющего на басовом регистре, и сел за руль. Он совершил несколько пробных ездок. Он бросал глиссер вперед, круто ломал линию хода, и машина послушно металась вправо и влево. Оглядев, опробован машину, испытав ее, Туполев вернул глиссер берегу, крепко тряхнув на прощание руку нашего водителя. Старт был дан. Два цагиста - водитель и моторист - вели негромкий, одержанный, торопливый диалог по извечному пусковому либретто моторных стартов. Откинутая в пену, грохот и брызги, уходила пристань. Чувствуя затылком испытующий взор Туполева, водитель нажал рычаг. Позади возник белый смерч. Старт был взят.

Как и всякий спортивно - испытательный пробег, наш поход был полон приключений. Мы разбили винт при неудачном выходе из шлюза, едва избежали гибели, лишь в последнюю секунду перескочив через неожиданно появившийся над водой трос парома. Ночью вылетели в темноте на берег, попали в грозу и бурю близ Мурома... Но меня особенно поразило отношение цагистов к этим превратностям судьбы. После каждого такого непредвиденного испытания они смотрели друг на друга, посмеивались довольные, ласково гладили машину, похлопывая ладонями кольчуг - алюминиевого гофру.

- Ну что, плохая машинка? - говорил моторист.

- Ничего. А обводы днища надо все - таки проверить, - отвечал водитель.

- Но зато как на редан прет!

- На редан выходит чисто. Но все - таки надо будет прикинуть насчет судка.

- Да ведь этакая буря была. Пароходы все на якоря встали, а мы пробились. Надо будет Андрею Николаевичу протелеграфировать показания.

Они записывали данные похода в тетради, подсчитывали скорость, проверяли осадку, вносили поправки, чертили на мокром песке во время остановок сложные кривые. Во все время этого тысячекилометрового глиссандо оба цагиста продолжали, казалось, мысленно находиться в своих испытательных лабораториях. И весь поход, спортивный поход с его романтическими приключениями.

был для них прежде всего окончательным и серьезным испытанием выпущенной машины.

Мне припоминается другой пример... Это уже было в другой среде - в воздухе. Это было в прошлом году - в первом далеком вылете гиганта АНТ - 14.

Дело в том, что цагинские конструкции и его АНТ для нас не просто очередной тип самолета. В каждом номере АНТ для нас заключено нечто большее. Семья АНТ правит советскими небесами. Мы можем называть этапы советской авиации номером машины конструктора А. Н. Туполева: «Это было во время АНТ - 14». Ибо каждый новый АНТ - это шаг вперед и вверх, это добавочная площадь несущих поверхностей, это новая мощь, комфорт и уверенность нашего летного дела, это еще один блестяще выдержанный экзамен на техническую зрелость.

... К вечеру мы попали в туман. Ливия горизонта разбухла, стала волокнистой, а потом и вовсе исчезла. Восьмикилометровое дымовое кольцо мглы окружало нас. Мы потеряли воздушную дорогу. И вот самолет наш стал кружиться над темнеющими полями. Летчик Михеев выбирал место для посадки. Подходящего места не было. Овраги, леса, канавы... Если спуститься на - авось, можно было гробануть дорогую, великолепную машину, разлепешить людей.

Около меня сидел инженер Сеньков - цагист конструктор шасси АНТ - 14 (сейчас он награжден орденом Трудового красного знамени). Сеньков вглядывался через окна.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.