Пуд соли

— Двадцать четвёртую не приняли. Верно, в ней и сообщалось о переезде. Ну да, выходит: «Срочно пришлите Тревогу пуд соли, отсутствие сказывается на работе». Надо, надо послать ребятам!

На следующий день в бухту Тревоги выехал на собаках каюр. Он поехал напрямик через тундру. Путь по замёрзшему морю был бы удобнее, но тогда пришлось бы огибать большой выступ суши с бухтой Воскресенского и сделать лишнюю сотню километров.

Собаки бежали дружно. Термометр показывал ниже тридцати. Резкий ветер с юга струил позёмку, обжигал лицо. Каюр прятал нос в воротник кухлянки. Нарты подпрыгивали на застругах твёрдого, как мрамор, снега.

В течение дня полная луна описала дугу на северной половине небосклона. Каюр остановился на ночлег. Он раскинул у нарт маленькую палатку, зажёг в ней примус и поставил на бледный венчик огня чайник со снегом, затем достал из мешка десять мороженых рыб. девять отдал собакам; а десятую поскоблил ножом, настрогал тонкими стружками в миску, посолил и с удовольствием съел. Выпив чаю, он забрался в спальный мешок и уснул.

Через несколько часов нарты двинулись дальше. Вокруг луны тускло переливалось разноцветное кольцо: плохой признак — быть ветру. Даль, серебристо-серая в ясную погоду, залилась чернильной мглой; лишь южная половина небосклона начала светлеть. Каюр с тревогой посмотрел на контуры невысокой горной гряды, вдоль которой пролегал его путь. Очертания гор на фоне зари менялись и расплывались, по хребту бежали туманные волны, иногда отделяясь от земли и тая в воздухе.

Ветер ударил сразу. Следом за первым порывом примчался бешеный поток снежных крупинок. Они заполнили всё вокруг. Через несколько минут невозможно было разглядеть передка нарт. Ветер слепил, валил с ног. Лицо каюра моментально стало мокрым от тающих ледяных крупинок, и сейчас же влага замерзала, обволакивая кожу ледяной маской.

Ухватившись за передок нарт, каюр почувствовал, что их вместе с клубком собак тащит по отполированной поверхности снега. Было бесполезно противиться мощи воздушной массы, перемещающейся со скоростью тридцати пяти метров в секунду. Воздух обретал вязкость смолы.

Нарты ткнулись в большую каменную плиту, стоймя выпирающую из тундры. Это, было спасение. За камнем пурга намела огромный сугроб снега. Каюр достал лопатку и лихорадочно начал рыть в сугробе нору. Когда нора стала настолько велика, что в ней мог уместиться человек, каюр на минуту остановился и с облегчением вздохнул. Но нужно было ещё спасти собак. Он снова взялся за лопатку. Собаки, забыв обычные раздоры, жались к норе, засовывая в отверстие головы. Наконец снежное помещение было готово, человек и девять собак могли там поместиться, прижавшись вплотную друг к другу. Каюр завалил вход глыбами снега, оставив дырочку для прохода воздуха.

Теперь он мог подумать и о себе. Щёки и нос его были отморожены, он оттёр их оленьей рукавицей и смазал незастывающим медвежьим жиром. Кое-как он выбил из одежды снег. Примуса нельзя было зажигать: он быстро отравил бы тесное помещение ядовитым газом. Нельзя было и спать: отверстие для прохода воздуха ежеминутно заметало снегом, и его нужно было прочищать.

Так он провёл двое суток. На третий день ветер стих. Каюр смог немного поспать и поехал дальше. До бухты Тревоги оставалось ещё сто пятьдесят километров.

Он добрался туда на третий день, предвкушая тепло жилого дома и тарелку горячего супа. Но берега бухты были пустынны. Поставленный ещё осенью домик до самой крыши был занесён снегом. Не оставалось ни малейшего сомнения, что о момента постройки дома здесь не было никого. Наколотые дрова лежали нетронутыми под нарами.

На базе с нетерпением ждали конца пурги. Радиосвязь не работала: антенна электризовалась трением снежинок и искрила синими огоньками, разряды делали невозможной передачу. Едва пурга утихла, Александр Иванович приказал во что бы то ни стало связаться с Балагуровым и запросить о каюре. Радист вскоре принёс радиограмму. Балагуров сообщал:

«Находимся попрежнему бухте Воскресенского Тревогу не думали переезжать тчк Каюра пока нет высылаю две упряжки тчк Моей 25 просил прислать треногу буссоли зпт соли имеем достаточно тчк Полагаю произошла путаница приеме радио плохо аккумуляторами быстро садятся 26 Балагуров».

— Позовите Зою, — многообещающим тоном сказал Александр Иванович.

Девушка явилась. Сообщение Балагурова было ей уже известно, и она, потупившись, остановилась у дверей.

— Молитесь, Зоя, кому можете, чтобы ваша небрежность не стала преступлением, — сказал Александр Иванович.— Идите на рацию, дежурьте в, пока не услышите, что каюр жив, не показывайтесь мне на глаза.

О каюре четверо суток не было никаких известий. Зоя себе места не находила. Её мучили угрызения совести, и она была беспощадна к себе. Возможная трагедия, виновницей которой она была, глубоко потрясла её.

Вечером пятого дня Зоя приняла радио:

«Каюр прибыл грузом соли зпт сделали вид что соль очень нужна бедняга много потрудился её доставкой зпт вы также не разоблачайте нашего маленького обмана тчк Все здоровы приветом 27 Балагуров».

— Это правильно, — одобрил Александр Иванович, — каюр заслужил благодарность. А для вас, Зоя, — добавил он,— пусть этот «пуд соли» будет первым граммом из того пуда, который вам всё-таки придётся съесть...