Многие колхозы Заволжья носят названия известных в стране заводов: «Красный путиловец», «Красный ижорец»... В этих именах выражена благодарная память тружеников земли о заводах, посланцы которых - рабочие - двадцатипятитысячники - непосредственно участвовали в коллективизации деревни в год великого перелома. Так увековечена историческая роль рабочего класса России в социалистической перестройке сельского хозяйства. Но не все представители пролетарского города сочли свою миссию законченной сразу же после организации колхозов. Многие из них остались работать «на земле», связав навсегда свою судьбу с судьбами колхозного крестьянства.

Одним из таких большевиков, отдающихся полностью делу, которое поручено им партией, является, несомненно, Борис Дмитриевич Мурочёв, директор Балаковской машинно - тракторной станции.

До коллективизации он был слесарем на саратовском заводе имени Ленина.

- Делал гайки, теперь делаю хлеб, - говорит Мурочёв о себе. - А что такое хлеб? Хлеб - это жизнь. Вот и стал он делом и душой моей жизни...

О хлебе и «делающих» хлеб людях новой деревни Мурочёв готов говорить без конца, и слушать его не наскучит: так захватывающе интересны и поучительны его рассказы о колхозных пахарях и жнецах, о трактористах, комбайнерах, механиках.

Он говорит, и степь, развернувшаяся по сторонам просёлка, которым мы едем, оживает, заселяется героями колхозного труда, простыми и скромными, как сама эта заволжская земля, неяркая с виду, но таящая в себе неисчерпаемые силы плодородия.

Вот один из рассказов Бориса Мурочёва:

«Есть у нас в МТС комбайнер Иван Афанасьевич Кистенёв, начальник агрегата, в который входят два «сталинца» в сцепе и гусеничный трактор. Штурвальными у Кистенёва работают четыре совсем юных паренька из деревни Натальино, колхоза «Красное знамя». Кистенёв четыре года под ряд убирал натальинский хлеб. Ребята - Яша Толмачёв, два Павлика - Мурзин и Билюнов, Ваня Смолин - с первого же дня увязались за комбайнами солому копнить, да так и закрепились при агрегате. Было им тогда лет по четырнадцати - пятнадцати. Время было военное, взрослых мужчин оставалось в деревне мало, и я, признаться, обрадовался, что вот не надо искать штурвальных, сами нашлись.

Только слышу, как зайдёт на усадьбе МТС разговор об агрегате Кистенёва, подымается смех:

- А - а! - говорят. - Это в кистенёвском - то цирке!...

Что, думаю, за «цирк» такой, почему смех? Агрегат работает хорошо, даёт рекордную выработку, в колхозе комбайнерами довольны. Надо, думаю, съездить к ним, присмотреться к их работе.

Но, как это иногда случается, рассчитывал приехать к Кистенёву засветло, да задержался по пути в одной - другой тракторной бригаде, попутно пришлось выдержать крупный разговор с председателем смежного колхоза, у которого тока оказались заваленными хлебом, а о поставках государству он забыл и думать... Словом, когда я приехал на стан Кистенёва, было уже совсем темно.

Ещё издали виден был костёр. Он то разгорался, то затухал, и вокруг него то возникали освещенные и словно согретые колеблющимся пламенем русые головы подростков, то сгущалась ночная мгла. Я остановил машину на дороге и подошёл ближе к костру. Ребята развели его на берегу степной речки, и было слышно, как плещется рыба в плёсе. «Да это же «Бежин луг»!» - подумал я, так живо напомнила эта картина чудесное тургеневское описание беседующих у костра крестьянских мальчиков, пригнавших коней в «ночное». С той, пожалуй, разницей, что поблизости не было всхрапывающих и жующих траву коней, а где - то вдали приглушенно рокотал трактор, и в степи то там, то здесь мерцали, подобно светлячкам, огни фар.

Впрочем, прислушавшись к беседе штурвальных - а это были они, - я обнаружил ещё одну несхожесть, более разительную, нежели первая. Двое из сидящих у костра играли в шашки, третий - бригадир трактористов Иван Уткин - читал вслух «Мать» Горького. Потом штурвальные бросили игру, а Уткин отложил книгу, и завязался общий разговор, неторопливый и мечтательный, к которому располагала тёплая ночь, насыщенная ароматами урожайного лета.

Я не стану пересказывать всего, о чём они говорили. Разве можно пересказать песню?! Но смею вас уверить, что говорили они не о вурдалаках, утопленниках, разрыв - траве и прочей чертовщине, которая засоряла головы детей, - да и только ли одних детей! - старой деревни. Они толковали о разных колхозных делах, о прочитанных книгах, строили планы на будущее, и в этом будущем всё для них было ясно и достижимо, всё неизменно связывалось с учёбой, с техникой, о которой жители старой деревни не смели и мечтать...

Да, я отвлёкся и не сказал вам, почему же, собственно, кистенёвский агрегат прозвали «цирком». Утром я увидел, откуда взялось это незлобное подтрунивание.

Два «сталинца» шли один за другим уступом. Они прошли круг без единой остановки. Четыре с половиной гектара рослой густой пшеницы было скошено и обмолочено ими за час пятнадцать минут. Комбайны шли, и рядом, присматривая за их работой, шагал Иван Афанасьевич. Изредка он делал замечания своим молодым помощникам, и те соскакивали с мостика на ходу, пролезали где - то под машиной, карабкались вдоль её бортов, что - то подвинчивали, регулировали, проверяли и снова становились за штурвал, до пальцев которого, кстати сказать, малорослый Ваня Смолин едва доставал в то время. Они и впрямь действовали, как ловкие гимнасты, эти юные кормчие корабля степи - комбайна.

Я невольно залюбовался работой этого небольшого коллектива молодых колхозных ребят, предводительствуемых старым, опытным мастером комбайновой уборки урожая. «Как быстро летит время!» - подумал я. Совсем недавно, кажется, прошли по этой степи, исполосованной единоличными наделами, первые тракторы, и первые комбайны сменили косарей. И вот уже пришло новое поколение колхозных техников, выросших возле машины, не мыслящих без неё артельного земледелия. И то, что мне представлялось вчерашним днём, для них было глубокой стариной, о которой они читали в учебниках истории да слыхали от своих отцов и дедов.

Ежегодно, закончив уборку, шли они на курсы при районной школе механизации сельского хозяйства. Их практический опыт дополнялся знаниями теоретическими. Однако в их исключительной сработанности, в слаженности действий угадывались не только любовь к технике и уменье владеть ею. Нет, работа этих натальинских комсомольцев была согрета большой дружбой, которая соединяла их не просто в «агрегат», но делала передовым отрядом, и пример его звал и вёл вперёд отстающих. Они работали вдохновенно, как могут только работать люди, чей труд озарён великой идеей и направлен к достижению великой цели. Они давали хлеб Родине - хлеб победы - в годы войны, хлеб возрождения - в дни мира.

Прошлой зимой Толмачёв, Мурзин, Билюнов и Смолин получили дипломы комбайнеров. Но узы молодой дружбы между ними оказались столь тесными, что мы не решились разлучить их в этом сезоне. Да и от Кистенёва, своего наставника, они не хотят уходить...».

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.