Не похвальба и не заносчивость звучат в этой народной пословице. Не сила и не богатство, которыми вправе были бы гордиться наши прадеды, отмечены в этой краткой, точной характеристике. Разум и ясность, дальновидность и справедливость её поступков, светоносность её внутренней правоты заключены в этих словах. Передовая роль её служения делам справедливости и равноправия, руководство в области мысли и разума. Голова свету, средоточие света, противопоставленного силам тьмы, ложным путям, кривым суждениям и близоруким целям, — вот что такое Москва в народном сознании. «Всему свету голова» — это значит вершина правды.

Так понимал народ назначение своё, объединив свои надежды и чаяния в образе Москвы. И эта оценка народа, этот великий народный смысл, вложенный в понятие Москвы ещё издавна, прозревал и предугадывал с предельной точностью назначение и роль её в судьбах дальнейшего движения человечества. И какие бы тучи ни сгущались над русской землёй, какие бы временные неудачи ни постигали её, Москва оставалась сияющим источником света, правды-истины, надежды народной. Такой Москва дошла и до нас и, обновлённая, стократ усиленная советским строем, стала мировым городом народной воли и силы, демократии и прогресса.

Чем же отличается наша, советская Москва от давней, дореволюционной «порфироносной вдовы», какой она представала пред глазами прошлых поколений? Трудно определить в немногих словах эти отличия: их так много, они так разнообразны и многомерны, что их не охватить не только глазу, но и воображению Это не только новые здания и проспекты, учреждения и институты, это, в первую очередь, тот широченный размах, тот новый дух культуры, который охватывает её всю цели-

ком, раздвигая её пределы. Давно и далеко отошли границы её городской черты, заставы, которыми кончалась она до революции. Строительство Большой Москвы, задержанное Отечественной войной, уже изменило облик города неузнаваемо для глаза. Куда ни поедешь, в сторону ли Ленинградского шоссе, в сторону ли Можайского, по бывшим ли мещанским либо замоскворецким, широко раздалась в плечах Москва, высоко подняла голову. Не узнать приезжему, долго не бывавшему в городе, её прежнего обличья. И не только обличья, а и самой повадки, стати, привычек, поведения. Народ ее стал прямее, крепче, самостоятельней. Исчезло лакейское племя «услужающих», прихлебательствующих, праздношатающихся. Исчез и выветрен дух низкопоклонничества, тёмного делячества, изогнутых спин, пронырливых тунеядцев, приживалов и лиц неопределённых профессий, вкрадчивых голосов, притворно ласковых взглядов. Отношения людей стали проще и определённее. Обязанности точнее и ответственней. Всё стало виднее, резче, прямее. И это наложило особый отпечаток на поступки и взаимоотношения.

Москва нынешнего дня, Москва деловых, трудовых, напряжённых будней и широких всенародных праздников так же отлична от прошлой, досоветской Москвы, как свет прожектора от пламени свечи. Та прошлая деловитость — скупая, сует-\ивая погоня за личной наживой. толкучка центральных улиц и захолустный покой особняков и переулков, разобщённость рабочих окраин, жизнь «господ» и жизнь трудового города, никогда не соприкасавшихся вне крайней необходимости или случайных встреч, — всё это отошло и даже в памяти кажется неправдоподобным. Москва слилась в единое море, дышащее ровным прибоем и отливом работы и отдыха.

Культурный центр Москвы лучами распределился и дошёл до её дальних окру-жий. Москва стала едина не только по духу, но и по близости одного москвича к другому: метро домчит тебя единым махом, и вот ты в театре, на собрании, на стадионе. Москвич знает и видит Москву не только из своего угла, со своего порога. А это тоже накладывает свой отпечаток на привычки, поведение, взгляды. Они стали шире, хозяйственней, плановитей.

Да и сам москвич стал совсем не тот, что был. Он не сидит сиднем тридцать лет на своём нагретом уюте. Молодая кровь народа многоязыкого, ясноглазого, предприимчивого, энергичного обновила жилы Москвы. Наука и искусство, просвещение и культура дались ему в руки, и он крепко взялся за них, с каждым годом впитывая и обогащаясь ими всё больше и щедрее. Высшие школы и библиотеки, музеи и институты — сколько их было и для скольких они были в прежней Москве? Кем они посещались? В картинных галлереях бродили редкие посетители, специалисты и любители. Тишина музеев охранялась с почти кладбищенской торжественностью. Ныне шорох шагов многочисленных посетителей заполняет строгие залы. Молодые глаза склоняются над книгой. Умные, смелые глаза. И ум и смелость придаёт им сознание того, что они дети великой советской Родины, родные дети Москвы.

Книги, издаваемые в миллионных тиражах, не могут насытить жадной любознательности, требующей все новых и новых изданий. У подъезда Художественного, да и остальных театров люди перехватывают вас просьбами: нет ли лишнего билета? Из ворот университета высыпают, как горох, оживлённые толпы звонкой молодёжи, уже побывавшей на фронтах или ещё только выпущенной из школ, но уже посерьёзневшей, преисполненной важности поставленных перед собой задач. Сколько лиц и оттенков многонациональной культуры! Сколько горячих взглядов, ярких щёк, сильных плеч! И всё это — Москва, её сила и слава.

Весенним духом веет над Москвой, весной и молодостью дышит она, такая давняя и такая молодая!

И вот настаёт праздник. Широкие площади заливает народное море. Плотно, вровень со стенами, заполнены улицы столицы. Говор и смех, танцы и песни полнят Москву через край. Стадионы осаждаются жаждущими попасть на состязания. В Тушино паломниками направляется пол-Москвы. Песни, созданные для народа поэтами, музыка к ним — композиторами, подхватываются улицей. Где и когда можно создать ещё такое демократическое искусство? Где и когда можно себе представить такую всенародную науку? Жадность к знанию и радости? Уверенность в своей правде и в своём достоинстве? Да, советская Москва умеет и работать и веселиться!

А Кремль стоит такой же величавый, такой же умудрённый сединой и опытом веков, такой же, как и на гравюрах, отпечатанных ещё до нашего рождения. Но нет, и он не такой. Тогда он лежал сургучной печатью на царском указе, писанном малопонятным народу языком, повелевающем и принуждающем. Теперь он венчает высоко поднятую голову Москвы величайшим достижением челозеческого опыта, разума, стремления к счастью — силой советской власти, светом советского строя, сияющего всему миру.

И там, в тишине древнейших сводов кремлёвских палат, творится алмазная мысль, чеканится драгоценнейшее слово великого строителя новой, советской Москвы, выразителя народной воли —Генералиссимуса Сталина.

Им, его упорной, непобедимой волей, им, вместившим в себе великие заветы Ленина, им, с его соратниками и друзьями, на наших глазах создаётся новый облик столицы, новый облик страны. Воля эта, передаваясь, как бы невидимыми проводами по рядам партии, доходит до самых дальних окраин Союза, везде освещая путь, всегда намечая цель, точную и прямую, и становится видна далеко на все стороны света, потому что «Москва — всему свету голова»!

Ещё с детства вошло в память одно присловье. Это о том, что в Москву-де «ездят за песнями». Представлялось что-то радостное и весёлое. А ведь присловье это значило и другое. Не только то оно значило, что в Москву за весельем ездят, но и за тем, что поётся, на какой голос запевается. Это присловье рождено было, быть может, и прямым смыслом: в Москве в старину Печатный двор, наверно, издавал и песенники. Но только в этом смысле оно не сохранилось бы в памяти народа. Больший, широчайший смысл заключён именно в том, что Москва — запевала всей страны: что она задаст тоном, то и подхватит страна. Так вновь высветляется смысл вечного народного слова.

Из дальней дали, из туманного далека съезжаются к Москве «богатые гости», чтоб увидеть её воочию, чтоб убедиться своими глазами в её светоносной славе, чтобы услышать своими ушами, какие песни запевает Москва.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.