При царском режиме не было почти никакой возможности ни открыто выступать на собраниях, ни свободно обсуждать политические и общественные вопросы. Знакомство с новыми общественными и социальными идеями происходило или индивидуально или в кружках, посредством углублённого чтения книг.

Среди молодёжи ходили по рукам так называемые «Программы для самообразования», «Программы для вечерних чтений» или просто рекомендательные списки хороших книг. Так как царская цензура изгоняла из библиотек и изымала из продажи лучшие книги, изданные русскими просветителями прошлого века, то образовывались кружки, члены которых доставали эти гонимые книги, скупая их в магазинах, букинистических палатках. Из этих книг формировали нелегальные библиотеки, которые хранились у частных лиц, в более или менее просторных квартирах. Отсюда через особые библиотечные организации, через студенческие объединения, через различные просвещенческие кружки их распространяли среди читателей.

Одной из самых любимых книг рабочих того времени был роман Джиованиоли «Спартак». Мы читали эту прекрасную книгу вслух в кружках и видели, как она возбуждающе действует на слушателей: восстание гладиаторов перекликалось с нашим временем, и мы усматривали в мужественной борьбе Спартака и его единомышленников прообраз нашей будущей революции, которая, казалось нам, должна быть общенародной, беспощадной и решительной. Мы решили переиздать роман Джиованиоли хотя бы в сокращённом изложении. Предприятие это было связано с большими трудностями. Но в 1894 году, в издательстве П. К. Прянишникова (Москва) удалось выпустить небольшую книжку под заглавием «Спартак, предводитель римских гладиаторов». Это и был сокращённый пересказ книги Джиованиоли «Спартак», вышедший в свет под моей редакцией. Через цензуру книгу удалось провести лишь благодаря хлопотам литератора Зинаиды Ивановой, писавшей под псевдонимом «Мирович». Брошюра, отпечатанная нами - я тогда заведывал изданием дешёвых книг у Прянишникова, - в 12 000 экземпляров мгновенно разошлась по России, достигнув и самых отдалённых её уголков.

Другой, не менее популярной книгой было произведение В. Войнич «Овод». Мы знали, что «Овод» принадлежит перу русской политической эмигрантки, уехавшей заграницу от преследований царской полиции, долго жившей в Италии и вышедшей замуж за итальянского революционера. Это ещё больше возбуждало интерес к книге, и мы зачитывались ею. Она пользовалась огромной популярностью среди рабочих.

Широкой известностью пользовалась и книга Шпильгагена «Один в поле не воин», герой которой Лео в дни нашей юности был нашим героем. Мы хотели быть такими, как Лео, иметь такой же решительный, упорный характер, так же увлекаться наукой и так же с ранних лет стремиться к общественной и революционной деятельности. Но уже и в ту пору нам не нравилось заглавие романа, предвещавшее крушение героя. «Ну что ж, он был один, - говорили мы между собой, - а нас много, и если один в поле не воин, то целая армия может вести бой». И мы готовы были беззаветно идти в бой за наше рабочее дело. Мы сознавали, что нас много, что всюду и везде поднимаются сотни и тысячи преданнейших общему делу революционеров.

Из художественной литературы пользовался успехом у читателей также роман болгарского классика Вазона «Под игом», в котором воспроизведена героическая борьба болгарского народа в период освободительной войны против турецкого владычества.

Само собой разумеется, что, кроме этих книг, мы всюду разыскивали подходящий для агитационных целей и другой художественный материал: сказки Салтыкова-Щедрина (среди которых сказка «Коняга» была наиболее любима рабочим»), его сатиры «История города Глупова» и другие.

Молодёжь особенно любила Н. А. Некрасова. Его поэмой «Орина - мать солдатская», отрывками из «Кому на Руси жить хорошо» зачитывались самые широкие круги демократически настроенной публики. Заключительные строфы излюбленного учащейся молодёжью стихотворения «У парадного подъезда»: «Укажи мне такую обитель...» - читались и пелись хором на всех товарищеских вечеринках, «Рыцарь на час» - могучий призыв, поднимавший молодёжь на борьбу и подвиги самоотвержения. Большой любовью пользовались стихотворение Лермонтова «На смерть Пушкина» и ода «Вольность» Пушкина.

Вообще надо сказать, что всё героическое, протестующее, разоблачающее зло и ложь, всё, говорящее об угнетении народа, всё идейное находило в наше время в широких слоях молодёжи, среди рабочих и даже среди крестьян, поскольку удавалось нам проникать тогда к ним, сильнейший отзвук.

Конечно, наше чтение не ограничивалось только художественной литературой. Мы читали книги, дававшие нам сведения о рабочих и крестьянах, их жизни и быте. «Положение рабочего класса в Россия» Флеровского - книга, изданная ещё кружком чайковцев, - была предметом пристального изучения. Мы изучали книги Дементьева - «Фабрика», Дроздова - «Ростовщичество и купечество» и другие, говорившие о положении рабочего класса в России. Исследование Ф. Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» мы ещё не знали, но с удовольствием читали статьи Шелгунова на ту же тему, не подозревая, что он пересказывал это замечательное произведение одного из основоположников марксизма.

Огромную притягательную силу имели для нас критические статьи Добролюбова об Островском и Тургеневе, статьи и брошюры Чернышевского. Статьи «Тёмное царство», «Когда же придёт настоящий день» и другие мы читали и перечитывали, отрывки из них заучивали наизусть. Трагическая судьба Н. Г. Чернышевского, о котором нам было известно из рассказов общественных и революционных деятелей более старшего поколения, приковывала наше внимание к нему, гордому и непреклонному революционеру, борцу за правду. Его биография, выпущенная в свет в Женеве, в издательстве Елпидина, и доставленная в Россию в небольшом количестве, ходила по рукам в печатном и в переписанном виде. Роман Чернышевского «Что делать?» неоднократно перечитывался нами. Тип Рахметова, борца-революционера, подготовлявшего себя ко всяким случайностям в конспиративной работе, требующей стойкости, выносливости и терпения, был нам очень близок и понятен.

Мы готовились к борьбе, прекрасно сознавая, что нас ожидают и тюрьма, и допросы, и избиения, и ссылки, и этапы, и каторга. Многие сочинения углублённо изучались нами. К таковым принадлежал знаменитый перевод политической экономии Джона Стюарта Милля с примечаниями Чернышевского, на которые обратил внимание Карл Маркс. Книга эта была запрещена цензурой, и мы доставали её с величайшим трудом. Через неё мы получали первое знакомство с политической экономией, с материалистическим пониманием основ экономических отношений людей в процессе производства. Чтение и изучение первого тома «Капитала» Маркса, изданного в семидесятых годах, закрепляли наши первоначальные знания. «Капитал» Маркса было легче изучать, хорошо зная книгу Милля с примечаниями Чернышевского.

Читали мы и книги по естествознанию, в которых излагалась теория Дарвина. В большом ходу у нас были сочинения Писарева. Его знаменитую статью «Пчёлы» мы читали с увлечением, ясно сознавая скрытый в ней социальный смысл. Особое внимание обращали мы на работы по истории культуры. Мы изучали двухтомное сочинение Тейлора, прорабатывали и реферировали Моргана, выискивали всё, что было в русской литературе, относящееся к вопросам семьи, собственности и государства. Наконец, дождались появления книги по этим вопросам Ф. Энгельса.

Конец XIX века ознаменовался выходом в свет ряда замечательных марксистских произведений в нелегальной и легальной прессе. Почти одновременно вышли знаменитые «синие тетрадки», в которых были опубликованы первая большая работа Владимира Ильича Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», Бельтова (Г. В. Плеханова) «К вопросу о монистическом взгляде на историю» и Карла Маркса «К критике политической экономии». Книга К. Маркса вышла в моём издании (в Москве), разошлась в количестве 2400 экземпляров в восемь дней и тотчас же была выпущена мной вторым изданием. Эти три книги буквально взбудоражили передовые слои общества того времени, поставив в порядок дня общественной мысли концепцию революционного марксизма, так смело и открыто заявившего о себе. Это было первое серьёзное теоретическое марксистское наступление на идеологическом фронте у нас в России, имевшее своим последствием широкую организацию теоретических кружков марксистов. Они быстро связались с рабочим движением и стали осуществлять на деле теоретическую и практическую программу нашей партии, которая тогда была выпущена в свет группой «Освобождение труда» - этой первой заграничной русской социал-демократической организацией, с которой В. И. Ленин ещё в 1895 году вошёл в близкие и дружественные сношения.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.