После того как я признал на ячейке свою вину, меня донимают сомнения. Не ошиблась ли ячейка вместе со мной, не был ли я прав, когда осадил Туркина?

Товарищи, с которыми я каждый день встречаюсь, присутствовали на собрании, и мне не хочется поднимать перед ними решенный как будто бы вопрос; они могут решить его по обычному шаблону...

Я хочу посоветоваться с более широким кругом молодежи и прошу напечатать это письмо, так как оно касается комсомольской этики и морали.

Все лето я проработал на строительстве ГЭС помощником прораба. Я отдавал работе все силы, по вечерам я руководил кружком повышения квалификации бетонщиков. Рабочие чувствовали мое отношение к делу, и я встречал с их стороны внимание и поддержку. Они приходили ко мне за советами по домашним делам, рассказывали о своих

горестях и мечтах, называли они меня обычно по имени и отчеству.

И вот однажды ночью, когда я сидел в конторе, разбирая с десятниками чертежи, в комнату вошел растрепанный молодой парень. Он работал где - то на другом участке, и встречались мы с ним всего-навсего раза два или три; фамилию его я почему - то знал: Туркин. Он вошел не здороваясь, я мельком взглянул на него и продолжал работу.

- Вот тут, Иван Филиппович, надо бы опалубку покрепче, - указал мне десятник Ермилов на штрих с левой стороны фундамента.

В это время Туркин хлопнул меня по спине ладонью и развязно сказал:

- Ну как, Ванька, твои дела?

Десятники посмотрели на него с недоумением. Мне тоже стало как - то неловко и неприятно, и я сухо заметил:

- Вы, товарищ Туркин, отрываете нас от работы... Кроме того, - добавил я, - я для вас не Ванька, и тыкать меня незачем.

Я взглянул на его лицо и ужаснулся. Он смотрел на меня разоренными глазами и закусил тонкую нижнюю губу.

- Бюрократ несчастный, - сказал он, - а я думал, что ты приличный комсомолец... Душу надо вырывать у таких обормотов... Подумаешь, какой граф... «вы» ему говорите... Иван Филиппович... Ха - ха.

Я ничего не успел сказать, так как он тут же вышел, громко топая сапогами.

Возвращаясь ночью домой, я ругал себя за несдержанность и в особенности за этот упрек в «тыканье», прорвавшийся у меня независимо от моей воли.

На собрании говорили об отрыве моем от масс и о том, что я начал обюрокрачиваться, попав на ответственную работу. В ответ на мои возражения, что меня никто никогда не мог в этом упрекнуть, председатель заметил, что именно в последнем позорном факте прорвались отрицательные черты моей личности, которые до последнего времени были скрыты.

Я некоторое время колебался, но в конце концов, прослушав яростные выступления в прениях, со скорбью решил, что действительно совершил ошибку. Я попросил второй раз слова, сказал, что соглашаюсь с товарищами, раскритиковавшими меня, и в дальнейшем надеюсь «справиться.

И вот сейчас не знаю, как мне быть... Одно из двух: то ли ячейка ошиблась, и я совершил слабость, согласившись с собранием, то ли я действительно испорчен и, по-видимому, неисправим; у меня о «тыканье» и панибратстве сейчас особое мнение, и слова свои о совершенной ошибке я охотно взял бы назад... Почему, например, в Красной армии командиры и красноармейцы говорят друг другу «вы»? Исходя из теории Туркина, это ведь никуда не годится: ведь все они люди одного класса, и среди командного так же как и среди рядового состава армии много коммунистов и комсомольцев.

Однако Красная армия является школой культурных бойцов, и не на этом «ты» строятся крепкие товарищеские отношения между ними.

Неверно, когда говорят, что слово «ты» сближает мало знакомых людей, делает их товарищами. Ведь на «ты» обращаются верующие и к господу богу, однако от этого интимной близости у них не получается.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.