Хлопотливая выдалась ночь. Составов много, маневровые паровозы требовательно кричат: поспевай, мол, за нами! А дождь хлещет вовсю, буря, а не дождь! Стена воды кругом. Вдруг взметнет порыв ветра - и в лицо тебе сразу как из ведра плеснуло. На секунду слепнешь, протираешь глаза, ругаешься, а за воротник ледяная струйка ползет.

Но отряхиваться и охорашиваться времени не было. Вагоны так и снуют мимо. Рельсы скользкие, тормоза работают из-за этого плохо – смотреть надо в оба!

К полночи дождь немного утих. «Ну, – думаю, – скоро роздых!» А на пути у меня стоит 16 вагонов. Принимаю семнадцатый - пульман. Вижу: летит пульман со ската, как с цепи сорвался. «Эй, скверно дело, – думаю, – тормозов-то на пульмане нет, а рельсы мокрые. Как раз он в мой состав на полном ходу угадит. В щепки разобьет!»

И уже, додумывая на бегу, мчусь что есть сил наперерез пульману. В такой момент мысли очень быстро возникают и мелькают в голове, как вспышки молнии: «Что же это, неужели у меня авария будет, у лучшего башмачника станции? Неужели вагоны с ценным грузом поломает? А еще героем мечтал быть! Вагонов не сумел уберечь – герой! Вот они колеса, вот они! Ну-ка башмак под них! Скорее!»

И я плашмя кидаюсь на землю и бросаю башмак под колеса. Слышу: пульман проревел над головой, как снаряд. Несколько метров меня тащило по земле.

Потом, когда пульман замедлил ход, я поднялся с земли и побежал к новым вагонам. Через несколько минут я с удивлением осмотрел свои руки: что такое, почему с моего левого рукава воды больше стекает, чем с правого? А это не вода оказалась, а кровь. На левой руке были оторваны пальцы: осталась одна култышка, и кровь стекала на землю ручьем.

И только увидев раненую руку, я почувствовал боль, сразу закружилась голова, и меня отвезли в больницу.

В больнице я провалялся всю осень. Часто друзья приходили, новости рассказывали, как кто работает на станции, как мой сменщик управляется без меня. Газеты приносили, где обо мне было напечатано.

Вот раз, только они пристроились читать мне вслух, вдруг забегали взволнованно сиделки, сестры, оправляют простыни на моей койке, переставляют цветы на столике. «Что за торжество, – думаю, – готовится?» Входят начальник политотдела дороги, редактор дорожной газеты, наш парторг, начальник станции. Несколько моих товарищей жмутся в дверях, шапки поснимали, смотрят на меня во все глаза.

– Вот что, товарищ Беликов, – говорит парторг и называет меня на «вы», – только что сейчас получена насчет вас телеграмма от правительства. Прочтите-ка!

И подает мне телеграмму, а я удержать ее не могу: так вдруг руки затряслись и сердце заколотилось, хотя сам не знаю, отчего.

Начал читать: «Награждается за личный героизм и самоотверженное...» – и дальше не могу. Буквы прыгают, не могу разобрать слов: сразу вдруг грамоте разучился...

Ну, спасибо, редактор подхватил телеграмму, прочел громко, чтоб все слышали, о том, что тов. Беликова наградили орденом Красного знамени за героизм. И после этого все сразу на цыпочках ушли, потому что видят, что я вдруг очень побледнел, откинулся на подушки, и доктор им шопотом говорит, что меня не надо пока волновать, а то повысится температура.

Сказано мне еще было парторгам, что, так как я показал преданность и любовь к транспорту, то станция посылает меня учиться в техникум, и через несколько лет, если буду стараться, я выйду инженером по паровозам.

Многое случилась со мной с той поры, когда я впервые увидел железную дорогу, а ведь это – смешно оказать – было только в 1932 году – четыре года назад.

Я выехал тогда из нашей деревни на заработки в Харьков, с опаской посмотрел на паровоз и в вагоне сидел неподвижно, стараясь не дышать, чтобы, случаем, вагон не опрокинулся.

Чудной я был парень: большой был фантазер, очень о подвигах мечтал. Об Африке мечтал, о гражданской войне, а подвиги-то оказались совсем под рукой, на простой, на обыкновенной и даже не очень казистой на первый взгляд работе...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.