«Ваша поэзия, - сказал нам однажды Мериме, известный французский писатель и поклонник Пушкина, - ищет прежде всего правды, а красота потом является сама собою».
Эти слова Проспера Мериме, приведённые Тургеневым, превосходно выражают то благодарное изумление, которое европейский читатель испытывает при ближайшем знакомстве с русской литературой: с русскими писателями он вступает в высшую школу жизненной правды и благородного гуманизма.
Такое же чувство, какое вызвала поэзия Пушкина у Мериме, другие французские писатели - Флобер, Додэ, Гонкуры, Мопассан - испытали от чтения тургеневских произведений. Тургенев открывал им новый мир: русскую природу, русского крестьянина, русскую женщину, русского революционера. Вводя чужестранцев в чужую им страну, он сумел ввести их туда так, что им казалось, что они пришли на новую родину, что они впервые увидели человека, - особенно простого человека, связанного с землёй и трудом, - во всей полноте его человеческих свойств, во всей простоте и правде его жизненного героизма. После смерти Тургенева английский журнал «The Atheneum» писал: «Европа единодушно дала Тургеневу первое место в современной литературе».
Это признание означало не только личный успех Тургенева. Оно означало, что уже давно, с появлением Пушкина, Гоголя, Лермонтова, начался, а теперь признан Европой новый период в истории европейской литературы, когда ведущая роль перешла к великой русской литературе. Это стало ясно, когда за Тургеневым перед изумлённым читателем Европы и Америки предстал Лев Толстой, за ним - Достоевский, далее - Чехов, Горький.
Благодаря Тургенева за то, что он дал ему прочесть «Войну и мир». Флобер писал о Толстом: «Какой художник и какой психолог!... Мне случалось вскрикивать от восторга во время чтения, а оно продолжительно. Да, это сильно! Очень сильно!»
В Толстом, в его бестрепетной правде, в его кровом суде над жизнью и в его требовательной любви к человеку, был открыт для всех новый неиссякаемый источник искусства, народного по своему истоку и могуче жизненного по своему существу.
Если Л. Толстой, по выражению А. М. Горького, мог научиться «понимать жизнь и безбоязненно думать о всех вопросах», то Достоевский подводит, как никто другой, к углублённому постижению человеческой личности. Огромность и смелость открытий, сделанных Достоевским в области познания человека в глубинах его психики, были необычайны; они захватили учёных - психологов, социологов, философов - так же, как и писателей Западной Европы.
То же можно сказать о Чехове и Горьком. Пьесы Чехова с неслыханным успехом идут в дни войны в Нью - Йорке и Лондоне, книги его усиленно переводятся и читаются и рядовыми читателями и писателями, которые учатся у Чехова мудрой простоте и знанию жизни.
Советскому читателю необходимо знать огромные пределы завоевания русскими писателями читателей Западной Европы и Америки, чтобы понять всё величие родной литературы, чтобы верно представить себе всю огромность здания русской литературы.
Русский читатель должен глубже проникнуть в сокровищницу русской литературы. Он должен идти туда с пристальным вниманием, ища драгоценностей, оставленных в тени, а между тем в полном смысле слова - драгоценных.
Многие ли читатели провели часы раздумья и лирического волнения над стихотворениями Е. А. Баратынского - поэта, с которым не расставался Пушкин? Пушкин писал о нём: «Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов. Он у нас оригинален - ибо мыслит»; «Пора Баратынскому занять на русском Парнасе место, давно ему принадлежащее».
Знает ли по - настоящему и ценит ли наша молодёжь великого Тютчева, одного из любимейших поэтов В. И. Ленина?
Со школьной скамьи мы хорошо знаем и любим Некрасова. Но школа не может ввести нас в круг чтения многих других замечательных поэтов. А сами мы порой слишком неуверенно входим в этот прекрасный круг.
Многие ли из молодёжи могут похвалиться вниманием к такому чудесному лирическому поэту, как Я. П. Полонский. которого так высоко ставил Тургенев, на стихи которого любил писать музыку Чайковский? Знакома ли наша молодёжь с поэтом - ваятелем - русским эллином А. Н. Майковым? Слышала ли она о глубокомысленном и смелом К. К. Случевском? С должным ли сердечным вниманием относится она к самому А. А. Фету, которого так любил вообще суровый к поэтам Лев Толстой, что по поводу его стихотворения «Далёкий друг, пойми мои рыданья» писал ему: «Это вполне прекрасно. Коли оно когда - нибудь разобьётся или засыплется развалинами и найдут только обломанный кусочек: «В нём слишком много слез», те и этот кусочек поставят в музей и по нему будут учиться».
Русские поэты должны занять видное место в кругу чтения нашей молодёжи; недаром Лев Толстой в свой круг чтения включил и Пушкина, и Баратынского, и Тютчева.
Круг чтения русской прозы ограничивается часто у рядового читателя чтением Гоголя, Тургенева, Достоевского, Л. Толстого, Салтыкова - Щедрина, Чехова, Горького и немногих ещё из классиков.
Об этом всегда сетовал А. М. Горький и звал советского читателя к расширению круга чтения из русской прозы.
«Лесков несомненно влиял на меня поразительным знанием и богатством языка. Это вообще отличный писатель и тонкий знаток русского быта, писатель, все ещё неоценённый по заслугам перед нашей литературой. А. П. Чехов говорил, что очень многим обязан ему».
Это писал Горький в своей книжке «Рабселькорам и военкорам о тем, как я учился писать» и неустанно затем повторял писателям и читателям, обращавшимся к нему: «Читайте Лескова».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.