Десять лет назад мы затеяли в Ереване поездку на развалины старинного языческого храма Гарни. Это не так уж далеко от столицы Армении - меньше часа езды на автомобиле. Но тогда люди готовились к суткам езды на арбе, с «ночевкой», - и арбу надо было нанять с толком, подходящую, спокойную, набитую сеном. Наконец, и арба найдена, и сена в ней доверху, но люди один за другим предпочли, охая и кряхтя, сползти с неё и идти пешком. Медленно, в страшной, густой пыли, спотыкаясь о камни, ныряя в колдобины, утопая в вязкой, глинистой луже, почему - то не просохшей с последнего дождя, шли мы час и другой, чтоб осилить подъём над Ереваном. Такова была тогда эта дорога. Протащившись изрядное время, мы увидели маленькое затерявшееся в песчаных берегах озерцо Такмаганлич, казавшееся вылинялым от бесцветных, пустынных берегов. Озеро было над городом - и никакой от него пользы городу, никакой радости. Огромное большинство ереванцев начинало и кончало свою жизнь, не подозревая об его существовании.

В этом году, прозевав свою остановку, я в пять минут доехала на трамвае до прежней пустынной возвышенности. К ней идёт теперь улица, верней к ней вышел сам город, разросшийся домами и садами, асфальтом и телеграфными столбами. А озеро... Вместо пыльной пустыни - огромный парк, обнесённый оградой. За купами деревьев - выхоленные клумбы, лужайки, посыпанные щебнем дорожки. Какие - то прихотливые павильоны, скульптура, чудесные очертания не то дворца, не то загородной виллы и - совсем в глубине парка - яркая, кипящая на солнце бирюза. В первую минуту и не сообразишь, откуда здесь этот сияющий водный простор в зелёных берегах, откуда этот пляж с красивыми тентами, по - европейски расчищенный и нарядный, откуда эти бескрылые, лёгкие лодочки на воде, этот чёрный, как жук, трескотливый катерок, эта шумная, весёлая жизнь, - потому что и пляж, и водная станция, и аллеи парка, и всё пространство голубого озера усеяны толпой загорелой, жизнерадостной молодёжи - плавающей, гребущей, делающей фигурные прыжки, берущей воздушные и солнечные ванны... Да ведь это же Такмаганлич! Старая, вылинялая, пустынная, далёкая лужа!... Сейчас она окружена парковой оградой и превращена в великолепный водный бассейн огорода Еревана, а зелень, выросшая здесь, - это ереванский Комсомольский парк, собственность подрастающего поколения республики. Так, на месте прежней пустыни нашли мы заботливо созданный Арменией чудесный уголок для отдыха молодёжи.

Но и в нижней части города, там, где течёт река Занга и где в диковатом базальтовом ущелье была построена первая маленькая гидростанция Армении, нас встретила неожиданность. Если наверху была мыльная пустыня, в которой терялось и зря пропадало озеро, то здесь, внизу, была дикая лесистая местность, - и в ней тоже зря пропадала река, во всей красоте её быстрого, горного бега, зря пропадала для ереванцев. Дойти сюда было нелегко. Расстояние не малое - семь километров. Взрослый ещё туда - сюда, прихватив в корзинке лавашу с сыром да десяток персиков, мог пожертвовать праздничный день, чтобы проделать 14 - километровый путь и успеть погулять по берегам, полежать, выкупаться, отдохнуть, пополдничать. Но ребятам эти прогулки вряд ли были под силу. А нынче Дворец пионеров - хозяин лесистого ущелья. Деловито идут ребята на вокзал крошечной железной дороги, расположенной в городе. Маленький паровоз подходит свистя. Маленький кондуктор выглядывает из вагона. Это своя, детская железная дорога. Дети доезжают до самой гидростанции, и здесь у них свой буфет, свой хороший фруктовый сад, своё купанье, - словом, своя загородная «остановка», содержимая ими в замечательном порядке. Так за последние несколько лет советского строительства в Армении две отдалённых и пустынных городских окраины с помощью молодёжи превращены в чудесные места отдыха.

Это ближайший и, надо сказать, самый наглядный пример участия молодёжи в росте родной культуры. Тут сразу, с первого взгляда, можно увидеть, какие изменения внесены в привычные очертания городского ландшафта. Но и во всех других областях культуры происходит сейчас этот процесс вкладывания молодым поколением своей доли участия в общенародное дело.

Если взять промышленность и производство, то увидишь, что почти всю массу рабочих составляет сейчас в Армении молодёжь; на стройках, в архитектурных мастерских, в лабораториях большинстве - это новые люди, смена из учеников и учениц, становящаяся командирами, хозяевами, мастерами. Как и всюду у нас в Союзе в промышленности увеличилось число окончивших среднюю школу. Молодёжь во время войны быстро начала реализовать полученный ею запас знаний в работе на пользу родине. Отложив поступление в высшую школу до мирных дней, она пошла с аттестатом десятилеток и девятилеток в цехи и на стройки. Мозг, уже тренированный в школе, лучше и легче схватывает производственные процессы, и, как правило, новая молодёжь быстрее проходит ученический стаж и скорее выходит на разряд, работает чище, точнее, интеллектуальнее.

Интересны судьбы молодых представителей армянского искусства. Если широко обобщить положение дела с молодыми мастерами до войны и сейчас, после трёх лет войны, то напрашивается такой вывод: раньше в живописи, архитектуре, музыке, совершенно так же, как в заводской технике, период ученичестве длился гораздо дольше, чем сейчас. Подобно фабзавучникам и ремесленникам, необычайно быстро приобретающим «квалификацию», очень много художников, музыкантов и поэтов, в силу необходимости перейдя от мученичества», от больших подготовительных работ, к неотложным и важным государственным заказам, почувствовали себя зрелыми работниками до диплома в кармане. Множество молодых творцов - из академий и институтов - сразу попало на фронт, где они участвовали в боевых делах, видели человека в серьёзнейшие минуты его жизни. И они работали под огнём и бомбами, лепили и рисовали, учились видеть, схватывать, улавливать типовое, отбирать, обобщать. Зрелость, приобретённая художником на фронте, быстро пройденный период ученичества в грозной обстановке войны стоят многих лет подготовки к диплому в школе.

Молодые талантливые архитекторы Раффо Израэлян и Георг Таманян сумели в дни войны развернуть в полном блеске свой прирождённый дар и выработанный вкус. Война и быстрое созревание в дни войны, приезд в Ереван профессора Игумнова, проведшего здесь годы эвакуации и чрезвычайно обогатившего преподавательский опыт консерватории, помогли поразительно быстро вырасти молодым музыкантам Армении, особенно самым юным из них - Котику Арутюняну и Арно Пападжаняну. Зрелость их обнаружилась самым неожиданным образом. В конкурсе на государственный гимн Армении приняли участие все наличные армянские композиторские силы, в том числе и старые, зрелые мастера. Проходили один за другим «туры» конкурса, всё больше и больше отпадало представленных на конкурс произведений. И вот осталось только одно, выдержавшее все испытания. Когда вскрыли конверт и прочли имя автора, - оказалось, что два «юнца», два ученика консерватории - Котик и Арно - победили всех музыкантов Армении. И если бы такой крупнейший советский композитор, как Арам Хачатурян, не написал превосходную музыку гимна, - двое юношей остались бы победителями. Только монументальное творчество Хачатуряна лишило их первенства.

В самом центре Еревана стоит низенькая мечеть. Она упёрлась тяжёлым, приземистым боком в гостиницу «Интурист». Но внутри её лёгкие, сводчатые пространства с красивым, поднимающим их внутренним куполом, - здесь устраивают отчётные выставки художников. Лотом тут отчитывались в творческой работе на оборону два молодых армянских карикатуриста - С. Арутчян и А. Чилингарян. Выставку следовало бы повозить по другим городам, дать посмотреть москвичам: так много в ней остроумия и хорошего вкуса. Талантливые рисовальщики Арутчян и Чилингарян своеобразно разрешили трудный для карикатуриста вопрос о тексте: вместо поисков «своего» поэта они использовали самым неожиданным, виртуозным образом цитатное богатство классической русской литературы. Ходишь от рисунка к рисунку, от витрины к витрине - и словно ты на оружейной выставке, так отточено, метко, наповал разит врага карандаш художников. Печать молодости, свежее, искрящееся остроумие, сила смеха, наслаждение борьбы напоминают лучшие страницы классического журнала русской сатиры, «Искру» 60 - х годов, где пробовала себя тогдашняя даровитая молодёжь. Как раз в эти дни в Армении гостил Пьер Кот. Он хохотал, разглядывая рисунки, и записал в книге посетителей, что надеется по освобождении Франции видеть и у себя на родине такую же талантливую и «зубастую» молодёжь.

Но, пожалуй, наиболее показательно среди художественной смены Армении разворачивается сейчас перед нами талант Николая Никогосяна, двадцатисемилетнего скульптора и живописца, человека с универсальными художественными потенциями и необычайной творческой энергией. Он родился под Ереваном в крестьянской семье. До 13 лет бродил пастухом по жарким долинам Армении вместе со своим стадом, в 1932 году поступил в ереванскую среднюю школу. Даровитого мальчика потянуло в балет, он окончил хореографическое училище - и нет никакого сомнения, что пластика собственного тела, ритмический жест, ясное понимание ритмики движений очень пригодились ему потом, когда он нашёл свой путь в искусстве. Сороковые годы застают Никогосяна в ленинградской Академии художеств учеником замечательнейшего скульптора и одного из наших лучших художников - педагогов А. Т. Матвеева. Школа Матвеева не была долгой: в первый же год войны, в связи с эвакуацией Академии, Никогосян вернулся в Ереван, - но она успела наложить печать на молодого скульптора. Всё время войны Никогосян работает непрерывно, со всей неисчерпаемой энергией молодости. Он создал серию маленьких портретных статуэток (академики Ачарян, Аберян, Аветик Исаакян, драматург Манвелян, искусствовед Левонян и другие), где всё передаёт индивидуальный характер, от складки одежды до позы оригинала; он выполняет большой государственный заказ (статуя математика IV века Анания Ширакахи для здания рукописехранилища Армении); он показал отличные работы, одна из которых - статуя мальчика - партизана «Не скажу». Москвичи могут увидеть эти работы в Третьяковской галерее, на выставке армянского искусства.

Зрелость, достигнутая серьёзной исторической школой времени, серьёзным опытом Отечественной войны, - большая и реальная вещь. Нельзя её недооценивать, нельзя сейчас не заметить и не учесть её у нашей молодёжи. Все старые мастера указывали на великое значение жизни для формирования художника. Горький назвал своими университетами опыты, приобретённые жизнью. Но организация опыта, уменье выжать его до капли, сделать его предметом неустанного роста - это дело культуры, той внутренней культуры, которая даётся не одной только жизнью, а и школой, систематическим освоением всего лучшего, что сделано человечеством для тебя. Без внутренней культуры художник быстро иссякает, преждевременная зрелость переходит в роковую, недоученность, роковую невзрослость пожилых лет, когда художнику начинает не хватать содержания, потому что в молодости ему не хватало образования. Это надо крепко помнить, всегда говорить себе. И быстро расцветшим, ярким дарованиям Армении, молодой смене, показавшей себя на арене зрелого мастерства, хочется дать горячий совет: учиться, не постыдиться снова засесть за учёбу, чтобы зрелый опыт войны сочетать с мудрым сбытом человечества.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.