Здесь табуны. Бьются жеребцы - клочьями отлетает шерсть, и трубным заливистым ржаньем полны ущелья... И качаются круглые курдюки курчавых баранов, неторопливо хрумкающих упругие травы. И все от них от табунов: жилище (юрта), одежда (шуба, чапан), пища (мясо, айран, кумыс), топливо (кизяк), все, все...

Изменилось ли? А вот посмотрим... Входим в аул.

Подростки в бараньих шапках, темнобронзовые от солнца, шумно играют в асыки (бабки). Тут же безмятежно барахтаются в траве бесштатиные и совсем голые.

- Эй! Аман! Эй! Аман! - скаля зубы, здороваются с нами ребята.

И сейчас же вспоминаются слова кулачка о «добром старом времени». Вспоминается, как в это «доброе» время при появлении русских в панике разбегались ребятишки и дети с плачем прятались в складках материных платьев, как женщины укрывались в юрты, а мужчины... резали барана... Есть о чем пожалеть кулачку.

И только собаки не забыли свою непримиримую ненависть к европейскому костюму.

На русских у них особый лай - сугубо хриплый, яростный, надрывный и неутолимый. Из всего аула десятками, лохматые, с клочьями бурой шерсти набрасываются на вас, кажется, на куски разорвут, и будут лаять хоть весь день, хоть неделю...

В тот день был праздник, и джигиты по обычаю, освященному веками, развлекались бегами с козлодранием (кокпар).

День был сине - зеленый и яркий. Мы сидели на траве и смотрели на изумрудную дымящуюся долину; там от юрт к юрте гарцевали праздничные толпы конных джигитов, готовясь к торжеству.

Подошли два парня и, поздоровавшись, сели с нами. Один был в новой рубахе, красной, как мак, у другого была в руках самодельная двухструнная домбра, издававшая покойный красивый звук.

Эти ребята были настроены неважно, так как не могли принять участия в кокпаре (у них было по одной лошади, и обе они захромали в прошлый праздник).

Мы говорили с ними о классовой борьбе в ауле. Они смеялись над джигитами, которые должны будут выйти победителями из сегодняшнего состязания, так как, имея табуны лошадей, не нужно особенного уменья, чтобы победить «карчанок», неделями не вылезающих из - под седла. Говорили о богаче Тасыре, у которого, сколько ни разоряла его революция, все же больше сорока кобылиц, и из них постоянно штук пятнадцать дойных; что он торгует кумысом и еще сдает белые свои, богато убранные, юрты, русским на лето, что он, несмотря на все это, все же сумел втереться в союз «Кошчи» (батраков) и что еще трудно бороться с его влиянием в ауле, но что все же он, Тасыр - бай, теперь далеко не так могуществен, как раньше, когда у него были сотни лошадей и тысячи баранов.

- Ну, а как хлеб, сеете?

- Сеем.

- Не все, поди?

- У кого скота много, тому зачем сеять? Тому только траву надо. Джейляв.

- Ну, а вот вы тоже на джейляве...

- Если пять баранов имеешь, все равно пойдешь на джейляв, в степи сейчас одному барану нечего есть, все сгорело. Хлеб поспеет - пойдем туда, здесь старики да ребята останутся со скотом. А сейчас тут сенокосы в горах, внизу...

- А что же хлеб там без хозяев стоит?

- Там тоже живем, - терпеливо объяснял парень и указал рукой на джейляв, - видишь, юрт почти нет, все балаганы..., а юрты там...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.