«Генерал Брусилов» Ильи Сельвинского - драма и в то же время поэма о любви к родине.
Эта драма посвящена талантливейшему полководцу первой мировой войны, «солдатскому генералу», автору и руководителю знаменитого в истории войн Луцкого прорыва, генералу царской армии, без колебания перешедшему на сторону народа в дни Великой Октябрьской революции.
В «Генерале Брусилова» две России: поэт отнюдь не идеализирует её всю. Он ясно видит Россию талантливого, великодушного и мужественного народа и Россию царского самодержавия, боярской косности.
На упрёк «добрейшего» и «милейшего», но неспособного и косного генерала Цурикова, в том, что Брусилов - де - «человек не моего склада. Не русского склада...», Брусилов даёт возмущённую отповедь: «А кто дал вам право отождествлять себя и русское, генерал? Я человек не вашего склада. Это верно... Вы - барин, а я - профессор. Ваш век восемнадцатый, а мой, может быть, даже двадцать первый». И дело не только в том, что Брусилов - «профессор» и «русский европеец»: дело в его преданности народу. Брусилов связан с народом как с носителем подлинной мудрости и правды. «Что за народ у нас! На такой народ нужно молиться! Не ценим мы его. Нет, не ценим...»
Решая вопрос о ставшем потом знаменитом прорыве, Брусилов руководился не точными выкладками начштаба Клембовского, доказывающего, как дважды два четыре, что наступать нельзя, а мудрой притчей вахмистра Ковалёва. Это была притча о том, что мы сильнее немцев, как старичок - сторож, стерегущий свой сад, сильнее молодых парней, залезших воровать чужие яблоки.
В радости Брусилов высказал ту мысль, которая в дни великого революционного размежевания сил привела его в стан большевиков, - мысль о решающем значении народной воли в совершении исторических событий:
«Что такое полководец? Это человек, который должен суметь открыть все шлюзы, чтобы могла вырваться бурная река солдатского героизма! Это очень скромная роль. Я горжусь, конечно, что эту роль выполнил. Но Луцкий прорыв - это дело русского народа, дело его отваги!»
Противопоставив Брусилову Людендорфа, Сельвинский с большой отчётливостью и ясностью вскрывает исконный конфликт русского и немецкого. Это наиболее актуальная часть драмы, помогающая в наши дни уяснить вопрос, в чём именно просчитались гитлеровцы, начав войну против Советского Союза.
Разумеется, полное отождествление здесь невозможно. Гитлеровцы просчитались во многом, начиная с недооценки крепости советского государственного строя, основанного на дружбе народов и подлинной демократии, и кончая разрушительной мощью советской артиллерии. Но одним из важнейших слагаемых, упущенных немцами, была неправильно понятая заграницей «русская натура». Вот ее - то и раскрыл Сельвинский в лице генерала Брусилова с таким блеском и полнотой.
В своём высокомерии истинный немец Людендорф поставил знак равенства между «русской отсталостью» и «русской натурой». Считая германский народ избранным, немцы не представляли себе психологии более богатой, натуры более творческой, чем германская.
Людендорф понимал, что врага необходимо знать. И он имел подробнейшие сведения о состоянии русской армии, о косности и бездарности высшего командования («русская отсталость»), о немецком засилье при дворе, даже в самой Ставке (Эверт), о плохом снабжении армии, о полном военном бессилии командующего фронтом Куропаткина. Как умный полководец, он прекрасно учитывал значение человеческой психологии в войне. И в то время, как генерал Брусилов вынашивал идею своего прорыва, Людендорф в своей ставке старался разгадать психологию Брусилова.
Людендорф говорит своему адъютанту:
«... Представьте, Гусерль, что вам 62 года... Вы дорвались, наконец, до власти, Гусерль! У вас положение. Оклад. Офицеры на побегушках... И ещё помните, что всё это далось вам в руки на закате дней ваших. Так скажите же мне, Гусерль, если вы не окончательно сошли с ума: Куропаткин не выступит, Эверт не выступит, неужели же выступите вы?»
«Нет, мой генерал! Меня даже передёрнуло. Нет!» - восклицает «перевоплотившийся» в русского полководца немецкий обыватель. Он не знает, что тот, за кого он отвечает, доказывая необходимость прорыва, сказал: «Бог на войне - это риск!... Там, где речь идёт о победе, никогда нельзя ждать, покуда станешь безусловно сильнее неприятеля. Надо дерзать!»
Людендорф считал, что «лучше десять раз рискнуть жизнью, чем один раз репутацией», т.е. карьерой.
Русский же человек никак не входит в немецкие рамки: «Я предан русскому народу без всяких чинов и лент. Я люблю Россию! Я служу ей ради неё самой! Карьеризм, личные интересы, зависть, интриги - всё это вне Брусилова, господа!»
И если в столкновении с Брусиловым Людендорф терпит поражение, то это происходит в значительной мере благодаря немецкому высокомерию, помешавшему Людендорфу понять, что перед ним противник с психологией, неизмеримо более богатой и сложной, чем его собственная, перед ним - русская натура.
Людендорф поздно осознаёт это:
«Я исходил из мироощущения любого нормального человека в его положении. Я задал себе вопрос: к чему старику губить свою молодую карьеру? Ответ мог быть только один; ни к чему! Но я упустил из виду, что Брусилов - русский. Русские - странный народ».
Благо всего народа - вот личный интерес каждого русского. Поэтому русские всегда побеждали и будут побеждать своих врагов.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.