Дозорный катер шел полным ходом. Задраив люки, он мчался, остроносый, стремительный, и волны, вскидываясь, падали и разбивались о палубу, вымывая ее от борта до борта, брызгами насыщая воздух. Шум мотора сливался с плеском взбудораженных вод.

Катер дрожал от напряжения, взрывая бегущие навстречу водяные валы.

Командир катера в мокрой кожанке стоял на рубке. Обвес не вполне защищал его - ветер хлестал и брызгал ему в лицо, волна иной раз порывалась и до рубки, окатывая, обдавая его с головы до ног. Командир держался прямо, развернув неширокие плечи. На лице его, совсем еще молодом и очень спокойном, никогда, казалось, не росли волосы.

Эта морская дорога была изучена им, как улица или шоссе - шофером. Подходя к опаснейшим на этом пути рифам, он дал средний ход, слизнул соленые капли, которые текли ему в рот, и придвинул губы к переговорной трубе:

- Привести буй за корму, - сказал он. - Влево не ходить.

Он оставил пальцы на рукоятке машинного телеграфа и стоял так, вглядываясь в море. Затем, после долгой паузы, полной шума волн и мотора, скомандовал:

- Лево руля! Так держать!

И вновь поставил рукоятку на полный ход.

Катер опять рванул, чтобы засветло обогнуть поросший высоким сосняком мысок и достичь крайнего поста.

Пятибалльный ветер гулял по морю, пустынному, лохматому, дикому. Все качалось вокруг, и небо, полное недобрых разорванных туч, танцевало.

Солнце, огромное, красное, вышло из-под кроваво-черной тучи, густо, как бровь, нависшей над горизонтом, и глянуло вдаль, туда, где сплошной завесой дождя закрыло огни Кронштадта. Оно угрожающе опускалось в черные, с багровыми полосами заката, взбаламученные пространства. Ветер усиливался, солнце падало, волны вот-вот начнут уже лизать края раскаленного шара.

На горизонте быстро вырастал, подпирая трубами небо, огненный гигант. Навстречу ему по фарватеру шел другой океанский пароход, в таком же сверкании и блеске. Великаны встретились и тотчас же разошлись. Завеса дождя порвалась, и за ней колыхнулись грозные огни Кронштадта.

Дозорный катер шел по морской границе.

Вдруг дикие звуки родились в этих морских просторах. Слышался то пронзительный хохот, то визгливый плач, словно давят ребенка или бьется в истерике женщина. Это кричали чайки.

Шаргин стоял рядом с командиром катера и смотрел в сторону границы, не обращая никакого внимания на хлеставшие в него брызги. Был он так высок, что немножко даже стеснялся своего роста и нарочно сутулился. Он казался еще длинней от того, что был худощав. На его маленьком лице плоские скулы выступали над провалами щек, нос был остренький, над узкой верхней губой полосками тени синели подстриженные усы. Глаза у него светлые и неожиданно добрые. Он отличался большой выносливостью, но вид имел чахоточного в последнем градусе - бывают такие жилистые люди. И кобура с наганом у его пояса казалась крошечной, как птичка на телеграфном столбе.

Граница! Вот тут, совсем близко, конец наших вод.

В яростном натиске сталкивались и пенились волны, набегая одна на другую.

Вот оттуда, где такое же, как и это, в белых барашках море, рвалась война, рвалась ненависть.

Катер пошел к берегу.

Две далеких фигурки виднелись на камнях бухты. Они казались с катера маленькими детьми, и странно было видеть их на этом пустынном каменистом берегу.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.