- Солдат, а солдат, сыграй зорю, - закричал Микола.
Дед Илько повернулся лицом к влажным воротам и застучал по ним косточками указательных пальцев.
- Тра - та - та, тра - та - та, - запел Илько. - Смирно! Шагом арш! И под гулкую барабанную дробь мы зашагали по дороге.
Пыль была чуть - чуть прибита росой, она заползала, мягкая как вата, между пальцев, дымилась под ногами. Ноги стали серыми. Бабы одна за другой выгоняли за ворота коров. Коровы припадали к траве и с шумом, сдувая с нее придорожную пыль, начинали жевать. От крайнего двора Анисима Переверзы, мы погнали скотину прямо на красное восходящее солнце. На пригорке, у спуска к реке, опираясь на красную палку, стоял дед: - Гонит стадо на той бок Кумы, в Неграбовскую балку. Там ще не тронутый выпас. А ты, Микола, учи его, учи, хай знав, як хлиб заробляют.
Хуторяне согласились взять меня пастухом с начала Петровок до Покрова за половинную цену. Плата небольшая, но и пастуха от земли не видать. Когда я уходил жить и харчиться в первый двор к Анисиму Переверзе, дед дал мне кнут, бабка - полосатое рядно.
С утра дала мне Переверзиха краюху хлеба, сала, пучок луку зеленого, а вечером, когда распустил я стадо, позвала меня ее дочь Маня:
- Иди в хату обедать.
В сенях Переверзиха зачерпнула из бочки со снятой простоквашей в глиняную миску кислого, как щавель, пойла и махнула рукой на дверь - иди на улицу, обедай. Поел я сколько мог и сел на крылечко. Спать меня в хату не звали. Подошел ко мне работник и сказал, что с марта все они во дворе спят - кто в соломе, кто в сене. Разговорились мы.
Оказывается, из - за Оксаны, старшей дочки Переверзихи, повесился мой дядьке Егор. Хотел жениться на ней, да дед не разрешил. Ему нужна была сноха работящая, а эта была так хороша, что даже Переверзиха ее избаловала, - и носила Оксана калоши. Поэтому и сказал мой дед Егору: «Хиба буде з нее хозяйка, раз она носит по два чебота на одной ноге?» Может, от горя, а может, и от чего другого после смерти Егора умерла и Оксана. В этот год поседела Переверзиха и стала еще скупой. Одно утешенье - Маня: работящая, старательная и такая же красивая, как сестра.
Спал я в сене под скирдой, завернувшись в бабкино рядно. С вечера оно было колючее и жесткое, а к утру тепло стало под ним и уютно, только на щеке появились вдавлины, будто я рябой.
- Пастух, вставай, пастух! - кричала Маня.
Я слышал ее крик и молчал, закопавшись в сено. Холодно утром - спать хочется.
- Вставай, а то вилами запорю.
Вскочил я из своей берлоги, отряхнул с себя сухие травинки и посмотрел на солнце: где оно?
- У вас в городе все так долго спят? - насмешливо опросила Маня.
- Все, - сказал я сердито.
- Что ж ты стоишь, как пень? На хуторе уже все чисто скотину со дворов повыгоняли. Иди, женишок, иди!
Я круто повернулся на голых пятках, хлопнул кнутом и убежал, забыв захватить обед.
В июньскую жару стадо само идет на водопой и не отходит от речки до косых лучей. В такие дни я был свободен. Приходили ко мне с хутора Микола и другие ребятишки. Мы купались в речке, рыли землянки, ловили птенцов, собирали ягоды. Однажды, с трудом пробравшись на забытую лесную поляну, огороженную с одной стороны речкой, с другой - зарослями вербы, мы замерли в кустах. Под старой вербой стоял шалаш, крытый сеном, перед ним горел костер. Над костром - черный котелок, подвешенный к деревянной треноге, и в нем палочкой мешал суп солдат Илько.
- Здравствуй, солдат, - ласково сказал Микола.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.