Поезд уходил из Белостока ночью. Группа москвичей, оживленно переговариваясь, заняла купе. Предстояло интересное путешествие. Мы ехали через Бельск - Гайновку к конечному пункту железнодорожной ветки - станции Беловежа.
Беловежская пуща... Легендарный заповедный лес... Обиталище диковинного зверя, сохранившегося только в этом уголке земного шара. Здесь, сквозь непроходимые дебри, говорят, еще продираются могучие свирепые зубры, приводившие в ужас первых обитателей этих лесов...
Беловежская пуща... Дикая, первобытная чаща, бывшая попеременно заповедным владением то литовских князей, то польских королей, то русских государей... Здесь бродило с рогатинами и луками вымершее племя ятвягов, природных звероловов и охотников. Здесь, под сенью вековых дубов, разыгрывались кровопролитные войны древних славян, теснивших Литву и Польшу. Сюда ходили со своим войском Владимир и Ярослав, строили по краям пущи города и крепости, укрепляя власть русских над огромной лесной территорией...
Пока память рисовала все эти смутные романтические картины, поезд пробежал последние километры железнодорожного пути и остановился перед небольшой деревянной платформой.
Мы вышли из вагона, поеживаясь от морозного ветра (дело было в начале марта).
Ночная мгла еще не рассеялась, но все же мы могли убедиться, что ни вековых дубов, ни диких зарослей, ни звериных троп поблизости не наблюдается. Налево неясно рисовались очертания двух - трех кирпичных зданий, направо тянулась обыкновенная деревенская улица, с телеграфными столбами, маленькими аккуратными домиками и палисадниками возле них. Изрядно проплутав, мы, наконец, нашли гостиницу и, окоченевшие, поспешили залезть под одеяла...
Деревня, где мы переночевали, называется Сточек (название это ОБЪЯСНЯЕТСЯ тем, что здесь находится источник реки Наревки, протекающей через пущу). Расшифровка названий вообще помогает быстрее узнать историю этого уголка. Сама пуща получила свое имя от белой вежи (башни), построенной некогда русским князем Владимиром Васильевичем Волынским. Этот князь воздвиг целый город при слиянии рек Десны и Белой. Над городом подымалась белая башня. Впрочем, другие ученые производят название пущи от реки Белой.
За линией железной дороги расположена еще одна деревня - Застава, - и лишь за строениями Заставы виднеется синяя полоска - пуща...
Мы решили немедленно двигаться к этой синей полоске, хотя заманчиво было наведаться сначала в знаменитый охотничий дворец, расположенный невдалеке от железнодорожной линии. Легкий шпиль дворца, виднеющийся из - за деревьев парка, все время маячил перед нашими глазами, когда, развалясь на сельсоветских санях, мы медленно приближались к опушке Беловежской пущи...
Вот последние две избы, столб с дорожными указателями - и мы въезжаем под сень древнейшего леса Европы.
Но где же все - таки непроходимые дебри, описанные во всех географиях мира?... Ровная прямая дорога то круто взлетает, то бежит вниз, раздвигая две темных стены соснового бора. Мы обгоняем дровни возчиков леса, одетых в короткие куртки, минуем усадьбы бывших панских «гаёвых» (лесников), живших в пуще как князья, наконец, пересекаем линию узкоколейки, идущей к лесопильному заводу... Капиталистическая «цивилизация» наложила свою печать на пущу. Лес вырубали, видимо, довольно бесцеремонно. Впрочем, не настолько, чтобы исчезла возможность пышных охот, которые были столь излюблены бывшими правителями панской Польши.
Наш возчик, голубоглазый разговорчивый старик, конюх сельсовета, сообщил любопытные подробности об этих охотах.
Пан президент со овитой и именитыми гостями прибывал из Варшавы специальным поездом. Сиятельные охотники останавливались во дворце. Леоники нанимали в деревнях целую армию крестьян - загонщиков. В день охоты, в три часа утра, загонщики, предварительно обысканные агентами полиции, грузились в нетопленые вагоны узкоколейки. Поезд доставлял их к условленному месту. Отсюда, проваливаясь по плечи в снег, загонщики шли в чащу... К восьми часам утра на «ролсах» и «кадиляках» прибывали паны. Удобно располагались на стрелковой линии. Вслед затем раздавался сигнал. Загонщики, подняв над головами зажженную лучину, начинали медленно двигаться цепью, выгоняя зверя на стрелковую линию... Гремели выстрелы. Уложив двух - трех кабанов и позавтракав, паны на машинах отправлялись к новому участку. Туда же, задыхаясь, спешили загонщики. Так, с небольшими перерывами, продолжалось весь день до поздней ночи. Измученные, голодные, люди выбивались из сил. Бывало, что обессилевший загонщик становился добычей разъяренного зверя. После каждой охоты в Сточке и Заставе десятки людей болели воспалением легких.
- Охотились только на кабанов?
- На рысей охотились, на волков, на лис. Развелось их в пуще видимо - невидимо. Рысь душила тарпанов, волки загрызали оленей.
- Разве хищников не отстреливали?
- Запрещалось. Чтобы не испортить панам охоты.
- Ну, а зубры?
- Что ж зубры? Да их всего - то шестнадцать штук осталось. Погодите, сейчас увидите...
Лошадь останавливается у края дороги. Мы вылезаем из саней и направляемся в глубину леса. Среди елок и сосен, запущенных снегом, как в сказке, возникает крепкий дубовый тын. Кругом - ни души. Калитка заперта наглухо. Догадываемся ударить несколько раз по рельсу, подвешенному на столбе. В ответ из - за тына доносятся резкие чистые звуки охотничьего рога. Снова тишина. И вот медленно отворяется калитка, и на пороге появляется фигура сторожа. Предъявив свои пропуска, мы проникаем в зверинец.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.