Кровь лейтенанта

Важно, что колонна остановилась. Пусть немецкие командиры подумают, как им поступить. Демин подождет. Сейчас решается самое главное. Если они пойдут вперед, они, конечно, пройдут. Что можно сделать против такой колонны двумя автоматами на 400 метров? Но что-то подсказывает Демину, что немцы не решатся идти вперед: они любят прощупывать огнем все подозрительные места, обливать металлом каждую щель, вывертывать ее наизнанку и уже потом идти.

А потом будет поздно.

Первая мина, с грохотом разбившаяся о выступ скалы, только радует Демина, как подтверждение его расчета. Он заметил, что теперь на дороге остались лишь несколько брошенных повозок а та догорающая машина. Немцы попрятались в скалы. Но огонь так усилился, что Демину одно время стало казаться, что гору подрывают снизу. Там, внизу, падали сосны, и оттуда взлетали вверх осколки, царапал скалы и отбивая куски породы. Потом он повял, что (немцы ведут навесный огонь и снаряды, не попадая на площадку, пролетают вниз.

Вокруг него стоял такой невыносимый грохот, что Демин не удержался и отполз вниз, в углубление горной щели. Когда он немного пришел в себя и вновь выбрался наверх, чтобы взглянуть на дорогу, он увидел, что несколько солдат сбрасывают обгоревшую машину с обрыва, а сзади уже подтягиваются повозки и солдаты собираются двигаться дальше.

Демин ощутил острое чувство унижения. Значит, они просто презирают их сопротивление, не считаясь с ним. Он прилег поудобнее за уступом и, подождав, пока колонна несколько уплотнится, дал длинную очередь, затем вторую и третью. Но паники уже почти не было на дороге. Квадратный. неловкий немец в большой каске и ватном френче, заменявшем ему шинель, кричал что-то, размахивая короткими руками, «не уходил от повозок. Одна лошадь, маленькая, светлорыжая, с черным хвостом, упала и билась под оглоблями, пытаясь встать.

Меняя диск, Демин слышал, как лязгали о камни ее копыта.

Короткий, сверлящий звук сдавил воздух. Демину показалось, что пространство вокруг него натянулось, лопнуло и, рухнув, прижимает его к скале.

Когда он открыл глаза, снег вокруг него был черный от оспенных пятен гари. Но снаряды, по-птичьи шурша, словно у них была крылья, проносились над ним в рвались уже где-то вдали, на перевале.

Патрикеев тряс его за плечо. У него было совсем детское лицо, я Демин долго не мог догадаться, что ему нужно. Ах, опять лезут немцы, и у него кончились патроны? «Ну, возьми мой диск».

Патрикеев снова исчез. И странно: только теперь Демин наконец понял, где он. Он хотел подползти к обрыву и посмотреть, что делается на дороге, но тело его оставалось неподвижным. Оно как-то обмякло и горело. Но он не мог не ползти: и, яростно напрягая мышцы, упираясь подвертывающимися локтями о скользкие от мокрого снега камни, он действительно пополз. Хотя он выбивался из сил, движение его было так медленно, что он едва продвинулся на один метр. Ему не хватало воздуха. Может быть, что шарф душит его? Он сорвал со своей шеи шарф в увидел на белом толковом полотне пятна крови. Неужели это его кровь? Или это еще кровь Егора, его брата Егора, летчика, погибшего в начале войны? Но ведь Егор подарил ему шарф еще до отъезда на фронт. Нет, это совсем свежая кровь, яркая, светлокрасная. Потом она не будет светиться так...

Но что же он остановился? Надо ползти, ползти.

То, что он увидел с обрыва, сначала удивило его. Дорога была пуста, на ней виднелся только труп той рыжей лошади: они, видимо, пристрелили ее. Почти весь снег на дороге стаял, и поднявшийся из долины туман окуривал склон.

Где же он»? Неужели прошли мимо него?

Наконец он заметил внизу, под самой горой, темные двигающиеся в тумане пятна. Конечно же, этого надо было ждать: они решили взять плато и уже спустились к склонам «Орлиного залета».

Значит, он вынудил-таки их брать эту гору боем. Демин удовлетворенно вздохнул и оглянулся вокруг, словно ища кого-нибудь, кто мог бы увидеть и оценить в эту минуту, как правильны и точны были все его расчеты. Xo! Это уже здорово.

Но теперь надо держать их здесь. Держать «насмерть», как говорил Патрикеев. Что ж, раз нет еще Джавашидзе, они сами будут держать плато.

Желание битвы охватило Демина. Он хотел рвануться к автомату, оставленному на склоне, и опять страшное несоответствие между силой гневного желания борьбы я неспособностью сдвинуть свое тело удивило и озадачило его. Но как же ему быть?

Опять прошуршал по-птичьи снаряд над его головой и разорвался далеко на перевале. Что значат, однако, эти разрывы? Может быть, немцы заметили наших? Ведь Джавашидзе где-нибудь тут. Или это они нарочно закрывают огнем подходы с той стороны хребта, чтобы обеспечить себе захват «Орлиного залета»? Только бы продержаться еще. Деловитые, короткие очереди «папаши» Патрикеева доносились к нему. Ведь он сказал Патрикееву, что этот второй подход будет на его, деминской, совести. Но она уже обходят гору я, значит, будут подыматься здесь.

Оставляя на талом снегу следы крови, он долго полз к автомату, а когда наконец дополз, чуть не заплакал в отчаянии, поняв, что ему даже не поднять его.

Эта мысль родилась у него внезапно, когда он лежал на снегу, прислушиваясь к возне и выстрелам внизу. Это же Патрикеев сказал, что так нужно сделать. Или это еще давно, в детстве, дома, на теплой лежание, он читал про сторожа, который остановил поезд. Правда, у него нет флага, но шарф, шарф, красный от крови. Он стремительно, судорожно стал шарить у себя на груди и у шеи. Где же он? Вдруг вспомнил, что сорвал и бросил его. Это - единственное, что еще осталось для борьбы. Значит, все кончено. Все. Он закрыл глаза и некоторое время лежал неподвижно.