B 1899 году пополнилось сто лет со дня рождения Пушкина.

В Москве, на Немецкой улице, с 1880 года был отмечен мраморной доской дом № 27 купцов Клюгиных, в котором... не родился Пушкин.

В Москве же, на Тверском бульваре, с того же года стоит памятник Пушкину, украшенный стихами... которых Пушкин никогда не писал:

«И долго буду тем народу я любезен, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что прелестью живой стихов я был полезен...».

Это были монументальные знаки правительственной благосклонности к имени Пушкина, которого самодержавие предпочло взять под свое официальное покровительство, чтобы тем вернее скрыть от народа подлинный облик великого национального поэта.

В связи с юбилеем казенная церковь, казенные театры, казенные учебные заведения, казенные газеты, казенные писатели получили приказ чествовать... казенного Пушкина, столь же схожего с действительным Пушкиным, сколь казенный стих Жуковского, выгравированный на памятнике:

«Что прелестью живой стихов я был полезен», – похож на пушкинский стих:

«Что в мой жестокий век восславил я свободу».

«Чествования» Пушкина происходили в 1899 году лишь я тех местах, где было что-либо казенное: театр, школа, библиотека, «благородное собрание», – и шли по единой благонамеренной казенной программе.

Кто б ни чествовал Пушкина: Московский университет или богадельня для вдов духовного ведомства, – чествование неизменно начиналось с панихиды по «рабе божием болярине Александре». Перед панихидой, в которой Пушкин поминался не как простой смертный, а как «болярин», т.е. дворянин, кто бы «и служил ее: митрополит или захудалый сельский попик, – непременно произносилось поучительное слово. В этом «слове» поминаемый «боярин» Александр непременно и неизменно превращался в «блудного сына» или в «кающегося разбойника», который, наблудив в жизни и наразбойничав в стихах, в конце концов раскаялся и умер примерной и послушной овцой, смиренно почитающей своих пастырей духовных и гражданских.

Кто бы ни говорил о Пушкине, каждый творил суд над поэтом и обличал его «греховную», вольнолюбивую поэзию, его «плотскую» жизнь и одобрял его кончину «величием смерти», а главное тем, что ж умирающему Пушкину был призван священник: была искуплена греховность его жизни и поэзии.

Чтобы дать понятие современному читателю об этих бесчисленных «словак», оскорблявших память поэта, я приведу «слово», произнесенное некиим протоиереем Соколовым в г. Майкопе в присутствии 1200 школьников, созванных на панихиду по Пушкину.

«Все мы здесь собрались, – говорил майкопский пастырь, – помолиться о рабе божием Александре. Знаете, кто был этот раб божий Александр? Это был поэт. Он всю жизнь свою пел песни, и многие из них ненравственные, о которых сам потом жалел. Смеем ли мы молиться за такого человека? Да, смеем: христианская церковь, как любящая мать, всех приемлет к себе и позволяет молиться за падших сынов своих. И разбойник на кресте покаялся и был прощен. Итак, он пел песни, раб божий Александр. И вы, дети, воспитываетесь в школе на этих песнях, а между тем о многих из них он сам хотел, чтобы они канули в Лету. Только неучи, недоучки, недоросли могут приходить в восхищение от такой сказки, как сказка с работнике Балде. И эту сказку читают иные педагоги в школах. Только разве это педагоги? Это наемники продажные, которых на порог школы не следует пускать. Пушкин умер христианином. Об этом свидетельствует священник. напутствовавший его, который говорил: «Вот истинно христианская кончина, я бы желал, чтобы все так умирали». Умер Пушкин христианином по желанию царя, который послал ему священника. Помолимся же, дети, о рабе божием Александре; молитесь о нем постоянно и везде: он сильно нуждается в ваших чистых детских молитвах».

Это майкопское «слово» не нуждается ни в каких примечаниях: оно представляет собой типичный образец того искажения истинного облика поэта, которое обязательно сопровождало все юбилейные торжества 1899 года. Господствующие классы старой России были заинтересованы в том, чтобы опорочить жизнь и творчество Пушкина, пустив в ход слащавую легенду о грешнике-поэте, раскаявшемся стараниями праведника-царя.

Не одни церковники усердствовали здесь.

Не перечесть тех речей о «воспитательном» значении поэзии Пушкина, которые были произнесены в 1899 году профессорами и преподавателями всех типов и рангов. Эти речи на разные лады повторяли то, что писал тогда о Пушкине профессор В. В. Никольский в своей книге «Идеалы Пушкина» (два издания в 1899 году): «Ценою глубокого раскаяния и горьких слез искупил он (Пушкин! – С. Д.) заблуждения своей юности и, выйдя на царский путь, куда звало его «божье беленье», он в дивных поэтических глаголах высказал заветные верования русского народа, его глубокую привязанность к своим вековым учреждениям, его высокую веру в идеал царя, отмстителя неправдам, защитника угнетенных, милосердного к падшим».

Отношения Пушкина и Николая I рисовались Никольским в следующих идиллических красках: «Император Николай имел один недостаток – это тот избыток благородства, который даже у заклятых врагов исторгнул ему наименование рыцаря. Пушкин никогда не изменял своему чувству любви, и вера его была оправдана, когда он знал, что в поздний полуночный час царь не спит, ожидая известий о его болезни».

Эта верноподданническая фальсификация истории до основания разрушена в наши дни. Новейшими исследованиями неопровержимо доказано, что Пушкин был пленником Николая I, крепко державшего в своей руке ключи от каземата, в котором томился этот непокорный и опасный заключенный. Но такая фальсификация была обязательна для каждой статьи, для каждой речи о Пушкине, и горе тому, кто пытался публично разорвать пыльную паутину этой лжи!

27 мая 1899 года в Москве, на торжественном заседании Общества любителей российской словесности, известный пушкинист В. Е. Якушкин, внук декабриста, произнес речь «Общественные взгляды Пушкина». В своей речи он высказывал мысль, что поэзия Пушкина и вся его литературная работа проникнуты вольнолюбивыми мечтами и гуманными чувствами, что наш великий поэт служил просвещению и прогрессу. «Спасшийся от декабрьской бури, – утверждал Якушкин, – Пушкин сохранил свои общественные идеалы, не изменил им... В этом великая заслуга Пушкина, до сих пор еще не вполне оцененная».

Якушкин говорил то, что теперь известно любому школьнику. В его речи не было и намека на какую-либо революционность Пушкина. Но она шла против официального мотива пушкинского юбилея, распеваемого тысячами голосов: министров, протопопов, профессоров, предводителей дворянства и т. д., – мотива о примирении покаявшегося поэта с великодушным царем. И вот Якушкин, осмелившийся напомнить о дружбе Пушкина не с царем, а с декабристами, поплатился за свою речь: по распоряжению министерства внутренних дел, он был выслан в административном порядке из Москвы.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.