В аллее Рамблы, где строгие платаны сторожат проходы из старой Барселоны в новую, как всегда, гудела многоликая, многоцветная толпа и черноволосые девочки в пестрых шалях наперебой предлагали фиалки и лилии. На город шел вечер - большой и радужный, вечер, напоенный пряными ароматами Адриатики.
В крошечной комнате, превращенной в портновскую мастерскую, не было лилий, и в душном воздухе никогда не чувствовалось запаха моря. Иногда Лина пробовала вытянуться: все тело ее изнывало от надоедливой тяжелой работы, и так мучительно хотелось отдыха. Но, даже вытянувшись, она все равно оставалась маленькой, и только глаза приобретали какую-то особенную глубину и блеск, как у мадонны Мурильо. Впрочем, многие и называли Лину мадонной за особенную одухотворенность лица. Но они ошибались: разве мадонны бывают такие маленькие? Мадонны всегда толстые и большие. Да Лина и не верила в мадонн, что вызывало досаду и беспокойство у старого каноника, исповедывавшего ее мать.
Когда ночью дом погружался в сон и из соседней каморки доносилось равномерное дыхание спящих родителей, Лина не выходила на улицу - туда, куда влекли ее звонкие голоса подруг. Прикурнув в углу, прикрыв лампочку темным крепом, она начинала читать, и это была единственная ее радость. Она погружалась в книги, газеты, журналы, она жадно ловила каждую мысль. И все казалось таким новым! Ни заманчивые шумы Рамблы, ни пряные запахи тамиллары - ничто так не влекло ее, как чтение.
Но из всего, что читала Лина, оставалась одна мысль: ни одна партия не обещает ей избавления от нищеты, от тяжелого, рабского труда, от бесправия. Те кто обещают это счастье, сами не знают, как его достигнуть, или просто лгут. Только одна партия - коммунисты - имела ясную программу, но она была слаба, массы еще не шли за ней, - это Лина знала.
В маленькой голове роились тысячи мыслей. Ее не удовлетворяли бедные интересы ее портновской каморки. Маленькая портниха из Барселоны, с руками, исколотыми иголкой, с глазами, красными от напряжения, мечтала о большом деле и о большой жизни. Ну и что же из того, что сейчас коммунисты слабы? Какой-то внутренний голос, какая-то большая сообразительность, которая всегда была свойственна этой замечательной девушке, подсказали ей, что коммунистам принадлежит будущее.
И вот она пришла в комитет коммунистической партии, скромный и деловой, не такой, как парадные дворцы других политических партий Каталонии. Она пришла и сказала:
- Я хочу быть коммунисткой и хочу работать для народа.
Район Казанельяс, который тогда руководил комитетом, окинул ее взглядом с головы до ног.
- Ты, такая маленькая? - изумленно спросил он.
- Да, я! - гордо ответила Лина. - Разве в партию принимают по росту? Казанельяс расхохотался.
- Вот это хорошо! - сказал он. - У тебя, малютка, есть характер. Только такие люди и нужны коммунистам.
И Лина - совсем малыш - через некоторое время была принята в партию, и с этого дня все ее свободные часы принадлежали борьбе. Она пошла к комсомольцам: те еще только начинали развертывать свою работу, их было мало, и они не знали, как подойти к массам. А Лина умела разговаривать просто и задушевно. Скоро все увидели, что из маленькой скромной девушки вырастает большой и талантливый руководитель. Ее признали, к ее словам стали прислушиваться. Ее не только любили: ее уважали.
Но у Лины была своя мечта, «которую она лелеяла еще и в те дни, когда, не разгибаясь, работала в своей портновской каморке: это была мечта побывать в Советском союзе.
«Для того чтобы руководить коммунистической молодежью, - думала она, - надо побывать в СССР. Надо увидеть наяву то, за что мы боремся».
Долог путь от пряной томиллары до хвойный московских предместий. Этот путь идет через многие страны, и Лина видела их. Но вот уже осталась позади незримая лента границы, и новые, какие-то незнакомые, но очень родные и дорогие лица, озаренные улыбкой, выросли из снежной изморози, кто-то крепко, до боли, жал руку и кто-то быстро говорил что-то на непонятном языке...
Лина полюбила эту вторую свою родину, родину всех трудящихся, и крошечная гвоздика, которую предлагала у Страстного монастыря молчаливая девушка в сером платке, казалась Лине в тысячу раз более прекрасной чем пышные бульданежи в цветочных дворцах Рамблы.
Она вернулась в Барселону. Опять начались дни напряженной работы. Теперь Лина была руководителем - секретарем областного комитета комсомола Каталонии. С тех пор как она побывала в Москве, она стала большевичкой, она научилась непримиримости. С твердостью, удивительной в этой маленькой, хрупкой девушке, она выступила против предателя Бульехоса, который безуспешно пытался превратить каталонскую организацию коммунистов в троцкистское болото. Эта твердость, непримиримость создали ей славу. Рабочие любили таких. Вряд ли был в Барселоне хоть один рабочий, который не знал бы ее имени, а зная, не уважал бы ее.
В июле 1936 года Лина руководила забастовкой швейниц в Мадриде. 15 тысяч работниц повиновались каждому ее слову. Это были те самые 15 тысяч героинь, которые потом, в дни фашистских атак, под градом германских снарядов работали день и ночь, одевая героическую армию республики. В дни стачки Лина работала круглые сутки, и эта работа дала плоды: 4009 девушек, раньше совсем далеких от профессионального движения, стали членами профсоюзов; 600 из них - членами объединенного социалистического союза молодежи. Лина по праву могла гордиться своей работой. Стачка принесла победу работницам: это была победа Лины.
Фашистский мятеж застал Лину в разгаре ее пламенной борьбы за объединение молодежи Испании.
17 июля Лина направилась в Альмерию, порт в южной Испании, где должен был состояться обвинительный областной съезд социалистической и коммунистической молодежи. На следующий день вспыхнул мятеж. На углах улиц запестрели красные листки:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.