- Нет, казенный.

- Ну, тогда ничего. А то я, видишь, запылился дорогой, приехал, вижу, дождь кончается. Дай, думаю, кстати, помоюсь. Очень люблю я дождевой водой мыться. Это, брат, лучше всякой бани, дождевая вода.

- А вы где были, товарищ Полевой?

- Бандитов ловили, - коротко ответил Полевой, зачесывая пятерней назад волосы. - И вот пришлось мне на мельнице в засаде посидеть. Целых пять часов. А знаешь, какая на мельнице пыль? Задохнуться можно.

- Поймали бандитов?

- Было дело под Полтавой! - усмехнулся Полевой.

Сейчас мне стало понятно, где он пропадал все это время. Как я не мог догадаться? Ведь еще сегодня утром отец рассказывал, что из города на ликвидацию банды Соколовского выступил большой чоновский отряд из одних коммунистов и комсомольцев. Значит, и Полевой был в этом отряде. Я смотрел теперь на Полевого с восхищением и завистью. А он, погладив себя рукой по груди, нагнулся за мылом. И, ополоснув в котле ногу, молча стал натягивать штаны. Когда Полевой оделся и, надвинув на мокрые волосы выцветшую буденовку, собрался уходить, я спросил осторожно:

- Скажите, а то правда, что я могу посещать комсомол? Вы говорили папе?

- Верно! - улыбнулся Полевой. - Я говорил Мирону.

- А когда?

- Когда? Погоди. Что у нас сегодня? Четверг? Ну да, четверг. Значит, собрание завтра! Ну вот и приходи в пять часов в клуб.

Я пришел в клуб не в пять, а в половине пятого. Клуб помещался на втором этаже в бывшей церкви. Еще до сих пор кой - где у самого потолка выглядывали из - под портретов темные лики святых. В этом большом клубе перед сценой стояли рядами черные парты, а на занавесе была нарисована фигура обнаженного рабочего, который молотом разбивал цепи на земном шаре. В левом углу, под самой сценой, стоял рояль. На скамеечке у рояля сидел курсант Марушак. Когда я вошел в зал, Марушак сидел задумавшись, но стоило мне подойти к партам, как он, точно встречая меня, заиграл на рояле «собачий вальс». Я подошел к роялю и сел рядом на парту. Марушак покосился на меня и продолжал играть. Он слегка покачивался в разные стороны, махал головой, закрывал иногда глаза, видно было, ему очень нравилось играть на рояле. Иногда он подымал обе руки высоко над клавишами и потом, точно рассердившись, сразу бросал их вниз. Рояль гремел так, что казалось, струны вот - вот лопнут, но струны не лопались, а Марушак продолжал играть. Когда ему наскучил «собачий вальс», он заиграл «Мама, купи ты мне дачу». Эта штука получалась у него лучше - тише и яснее. Здорово получалось! Я даже забормотал про себя новые слова этой песни:

«Белая роза - Деникин. Черная роза - Махно. Красная роза - коммуна. Все мы умрем за нее!»

В зале стали собираться курсанты. Постукивая крышками парт, они рассаживались. Одни слушали игру Марушака, другие читали газеты. Я потихоньку встал и, отойдя, уселся позади всех, на последней парте. Я чувствовал себя здесь не очень хорошо: вокруг были незнакомые люди, а Полевого все еще не было видно.

Подмяли занавес. В полутьме сцены покрытый ситцем стоял маленький столик с графином воды.

Марушак, как только открылось собрание, гулко захлопнул крышку рояля и надел фуражку. Почти все курсанты совпартшколы носили голубые летние буденовки, а вот Марушак никак не мог расстаться со своей щеголеватой фуражкой. Видно, она сохранилась у него еще со времен гражданской войны, эта нарядная фуражка с малиновым верхом, синим околышем и маленьким вогнутым лакированным козырьком. Раньше такие фуражки носили червовые казаки, те, что выгнали из нашего города Петлюру. Даже сам Котовский - рослый, плечистый командир корпуса червонного казачества - приезжал однажды к нам в город на парад в такой фуражке, как у Марушака.

Собрание началось. Я не расслышал вступительных слов председателя, совсем молодого курсанта в синих широченных бриджах и бархатной толстовке. И сразу из зала на сцену по скрипучей деревянной лесенке поднялся Марушак. Он стал делать доклад о том, как живет подшефная сотня червоного казачества. Оказывается, Марушак недавно ездил в эту сотню, отвозил казакам комсомольские подарки. Говорил Марушак медленно, часто запивался, иногда подолгу подыскивал нужное слово и сердито махал рукой - точно саблей рубил. Кончил Марушак доклад как - то сразу; все думали, он будет говорить еще, и сидели молча, а он улыбнулся и сказал:

- Ну, вот и все! Чего ж больше? Молодой парень в синих бриджах позвонил в колокольчик и предложил: прений не открывать, а информацию товарища Марушака принять к сведению и руководству.

Постукивая тяжелыми подкованными сапогами, Марушак спустился со сцены и сел рядам со мной. Видно, от волнения он тяжело дышал, а лоб его покрылся испариной. Глядя на сцену, он на ощупь достал из кармана платок и стал вытирать им лицо. Я искоса следил за Марушаком и не слушал, что делается на сцене. Мне было приятно, что Марушак уселся рядом со мной на одной парте, и я решил спросить: правду ли говорят, что он был у Котовского, или то мне набрехали? Но в эту минуту Марушак поймал на себе мой взгляд и внимательно посмотрел на меня.

Я сразу отвернулся и стал разглядывать портреты, висящие на стене.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.