Уже Изборске, уже в Пскове были рыцари. Как же радоваться и пировать? Что же медлит Великий Новгород с помощью младшему брату? А он медлил. Гроза до времени рассеялась. «Лучшие люди» занялись своими торговыми делами. Александр повел себя круто. Снова он потребовал ополчения. И снова заспорил с ним совет «лучших людей». Ополчение? Да ведь обошлись без него даже тогда, когда Биргер плыл по Неве. Неужто теперь не обойдутся? Темная, яростная волна поднялась в Александре: - Кто кричал в совете? Вы, хотевшие откупиться! Вы, собравшиеся с домочадцами своими идти к свеям с повинной. Не черный люд, а вы, семя презренного боярина Бориса, торопившего тевтонов из Оденпе на Волхов! И Александр приказал дружине схватить и повесить тех, в ком увидел он «семя Бориса». А вслед за этим посадник явился к Александру: - Кормишко-то, князь, рассудили мы малость поубавить тебе. Войны ныне нет. Издержки твои тяжки нам. Сам знаешь, какая ноне торговля. Александр вскочил: - Тевтонам продаешь Русь! Не попущу! Не ты - я тут господин! И услышал вкрадчивый голос: - Один господин у нас: Великий Новгород. Не бывало другого. По обычаю отца твоего хочешь? С паперти черным мужикам кричать хочешь? И прозвучали те слова, которые запомнил Александр с детства. Никогда он не думал, что будут эти слова сказаны ему: - Ты себе, а мы себе. Переяславль. Валы в два человеческих роста. Топкая вода на дне полузасыпанных рвов. А наверху, на валах, «рубленый город», погоревший во время татарского нападения. Черные избы. Дворы, заросшие травой. Пусто. Где жители? Убиты? Уведены в полон? Глушь. И в этой глуши победитель непобедимого Биргера. Как и в былые годы, вместе со своей дружиной в «ратной потехе», в рыбной ловле проводил он дни. Зимой волчьи стаи подходили к городским околицам, занесенным сугробами. Жутко было слышать бездомный вой, видеть мелькание зеленоватых огоньков волчьих глаз... И тот же волчий вой, тот же вой снежных метелей слышен был повсюду вокруг обезлюдевших городов, разоренных псами-рыцарями... Недобрые слухи долетали в Переяславль. Псы уже были в Тесове и на Луге. Храбро защищались ополчения русских городов. И хотя на битву выходили все: от малых до старых, - малочисленны, разрозненны и слабы были рати. Построившись «свиньей», пробивали немцы русские ряды. Уже в Копорье стучали топоры: там, в русском городе, строился немецкий бург. Уже делили дань с новгородских земель римский папа, эзельский епископ Генрих и рыцари. А в Пскове правил изменник Твердило. Долгими зимними вечерами полыхали деревни под Псковом. Но было мало этого псам-рыцарям: для потехи своей взлетали они на пики младенцев и на глазах у матерей кидали их в огонь. А взрослое население обращали в рабство. Невольникам вели один счет вместе с лошадьми, коровами и прочим скотом. И новгородцы закричали на вече: - Ярославича в князья! - Мы - как народ, - сказали в совете и послали во Владимир к Ярославу просить «Ярославича» - только не Александра, а другого - младшего брата, Андрея. - Едет князь Андрей ЯрослаВИЧ, - объявили народу на вече. Но не вышло так, как хотел совет. Тысяча голосов закричала: - Не люб Андрей! Хотим Александра! Сам владыко - архиепископ новгородский Спиридон - поехал в Переяславль за невским победителем. Александр не спорил. Он начал с того, что железной рукой навел порядок в новгородских землях, которым угрожал враг, и отбил Копорье. А потом властно, беспощадно расправился с предателями, с теми, кто служил, кто готов был служить тевтонам. С новой стороны узнали новгородцы князя. На этот раз он не бросился очертя голову в поход против рыцарей, Кропотливо, настойчиво готовил он победу. Он собирал рать, о какой не слыхано было в Новгороде. Он поджидал подхода суздальских полков и строил крепости. Не легким было это чуть что не годичное выжидание. Он знал, что стонет, кровью исходит русская земля под тевтонской пятой. Он слышал ропот: «Ты ли это, Невский? Так ли ты медлил, идя на Биргера?» Но он знал также, что предстоит борьба неизмеримо более страшная, чем тогда, на Неве, и надо, чтобы победа была верной. Враг тоже готовился. Рвы, стены и башни буртов, выстроенных рыцарским войском, были почти неприступны для русских. А для самих рыцарей не было, казалось, неприступных преград. Идя на штурм, они пускали в ход удивительные машины: осадные машины и баллисты - машины метательные. Но самой замечательной машиной был сам рыцарь. Весь, с головы до пят, был он закован в броню, и конь его тоже был броненосный. Правда, тяжелыми были рыцарские доспехи, нелегко было в них двигаться, но зато броня делала рыцаря неуязвимым 1. Умело пользовались рыцари своей броней. Они строились «железным клином». Острие и бока этого клина составляли одетые в броню рыцари. Они сминали, надвое рвали ряды противника, и в эту образовавшуюся брешь вливались отряды наемников - кнехтов, рыцарских слуг, - находившихся внутри клина. Вторгнувшись в самую середину неприятельского войска, они довершали разгром его. Этот тевтонский «клин» русские называли «немецкой свиньей». Много раз слышал про «немецкую свинью» Александр. Со страхом все рассказывали о ней. Неужто и вправду нельзя против нее устоять? В 30 верстах от Новгорода были немцы. Они могли уже видеть отдаленное сверкание макушек новгородских церквей. Они торжествовали победу. Да не дался им в руки Великий Новгород! Еще не кончилась суровая зима 1241 - 1242 года, когда Александр выступил в поход. Шла с ним его дружина, шли полки, которые привел сюда из Ростово-суздальской земли его брат Андрей, шло новгородское ополчение, шли ладожане, шли ижорцы и карелы, шли люди племени воль. Не напрасно целый год ждал Александр, собирая войско: не новгородская рать, но могучая рать. Руси шла теперь против смертельного врага. Смело и неожиданно пересек Александр дороги, которые вели с запада в Псков. Теперь тевтонам, засевшим там, не было ни ходу, ни выходу. И русское войско бросилось на штурм города. Не помогли тевтонам рвы и башни, которые долгие месяцы воздвигали они вокруг древнего русского города. Псков был взят. Но ни часу лишнего не задержался Александр во Пскове. Не давая врагу передохнуть, он устремился прямо в Ливонию, на немецкие земли. Как в дни Невской битвы, он действовал теперь со стремительной, дерзкой отвагой. Теперь с русским войском шли и псковичи. Жители тех мест, куда, прогоняя немцев, вступал Александр, брали топоры, вилы, рогатины и присоединялись к его полкам. Иногда князь с ближними дружинниками останавливался и пропускал войско мимо себя. Были они пестры, эти полки. Шли витязи в кольчугах и шишаках, с мечами и со щитами. Шли мужики в зипунах. Было это войско сильнее любого, какое собирал в прежние времена Новгород. И все же оно было малочисленнее рыцарского. Раздробленная, разоренная татарами, не могла выпрямиться Русь во весь свой настоящий рост. А победы еще не было. Самое трудное еще впереди. Это знал Александр. Еще подымится тевтонский кулак, чтобы нанести сокрушительный удар. Князь ждал этого удара, готовился к нему. Удар этот надо умело встретить. Ранней весной 1242 года, когда соединенные силы рыцарей двинулись прямо на Новгород, произошла битва, которая заставила военных историков поставить имя Александра в ряд с гениальнейшими полководцами всех времен. Он угадал и движение врага, и направление этого движения и выбрал место встречи. У Вороньего Камня, там, где Чудское озеро переливается во Псковское озеро, на льду, русская рать ожидала тевтонов. В субботу 5 апреля 1242 года, на рассвете, Александр увидел со скалы тевтонов. Широкой полосой чернело на льду рыцарское войско. Тут были и отряды из Швеции, и вооруженные люди епископов, и папская помощь, и наемники из Дании, и все ливонские рыцари со своим магистром фон Балком. Да, тяжек этот бронированный кулак! Александр оглядел свои полки. Сейчас они примут удар. Слишком мало было их, чтобы сразу ударить самим. «Принять и сломить», - так решил Александр. И важно, где принять этот удар: не в поле, не в лесу, а на ровном месте, где свободнее и быстрее сможет двигаться тот, кто легче вооружен, где некуда будет тевтонам укрыться, когда охватит их русское войско. Вот оно, это место! Запорошенное снегом, безграничное пространство озера. «Море Чудское» - так его называли. Его ледяная броня уже потемнела, уже ослабела от весеннего солнца. И об этом подумал Александр. Два войска вступят сюда. Тяжелое, рыцарское, и легкое, русское. Какое войско лучше выдержит весенний лед? Так пусть же здесь решится судьба Руси! Он оглядел полки. Он увидел, как на одно какое-то неуловимое мгновение заколебались люди: необычность места, грозная вражеская сила впереди... - Нашего часа ждала Русь. Клянемся живота не пощадить за родную землю! - крикнул Александр. И вдруг необычайный подъем охватил все войско. Могучие, радостные клики прокатились из конца в конец. - О, князь наш, честный и дорогой! Ныне приспело время положить нам головы свои за тебя!... Тогда он построил войско. Он построил его «пятком» - в форме римской цифры V. Сильная конница на обоих крыльях. А для того, чтобы враг не заметил мешка, пролет между крыльями заняли воины - несильный, показной заслон. Он поставил в самых важных местах лучших военачальников. Его товарищи, герои Невской битвы: и храбрец Сбыслав, и Миша-новгородец, и Таврило Олексич, и Савва, и Яков-половчанин - были в войске. Сам князь с отборным отрядом скрылся за Вороньим Камнем. И вот пришла в движение черная полоса впереди. Уже слышны топот и переливчатый визг труб. Быстро росли, приближались всадники. Вот уже видны их копья, мечи, грузные палицы-булавы, черные кресты, нарисованные на плащах. У тех, кто скакал перед ними, не было лиц. Вместо лиц - железные маски: две узких щели для глаз и прорезь для дыхания. И на шлемах устрашающие украшения: лапы с хищно выпущенными когтями, львиные головы с оскаленной пастью, черные орлы, распростершие крылья. По льду Чудского моря неудержимо катилась немецкая «свинья». - Боже, рассуди мой спор с этим высокомерным народом! - воскликнул Александр. И битва началась. Острие железного клина вонзилось в ряды русских, смяло слабый заслон. Удар был страшен. «Свинья» надвое резала русское войско... Из-за Вороньего Камня плохо видно было, что происходит в гуще смертного боя. Только треск копий, только лязг мечей - будто двинулся лед Чудского моря... - Пора, Ярославич! - Пожди. Выдержат? Не дрогнут? Вот, проламывая путь, в самую середину русского войска врезался «железный клин». - Ярославич! Гибнут наши... - Пожди. Кто остался в живых из его товарищей? Кто еще не пал под ударом тяжелой палицы, на холодном, на залитом кровью чудском льду? - Что ж медлишь, Ярославич? «Что хоронишься от сечи?» Было ли так сказано, или только подумали так воины, - все равно, слышал Александр такие слова. Слышал в тяжелом дыхании людей, отведенных за Вороний Камень, читал в грозных, налитых кровью глазах под сурово сведенными бровями. Никогда не хоронился он от сечи. Первым, в первых рядах бился грудь к груди с врагом. А сейчас он не двигался и, стиснув зубы, смотрел туда, где изнемогали люди, которые клялись положить свою голову за него. Нет, не дрогнули! Нет, не побежали! Крылья «пятка» захлестнули «свинью». Она барахталась в мешке. Она не успела разворотить рану, нанесенную русскому войску, проложить дорогу полчищам кнехтов. Стиснутая с боков, «свинья» ощетинилась рыцарскими копьями. Она остановилась, затопталась на месте. Бронированным всадникам негде было развернуться, а то, что было их так много, стало теперь для них только помехой. Русские удальцы сшибали их копьями, баграми, стаскивали крючьями с седел, лучники метали оперенными стрелами в щели шлемов, силачи, скинув шапки, распахнув зипуны, глушили обухами рыцарских коней, прирезывали засапожными ножами. - Время! - коротко бросил Александр. И рванулись застоявшиеся кони. Свежий, нетронутый отряд вынесся из-за Вороньего Камня. Теперь князь впереди. Больше нечего было ждать. Все силы надо было теперь бросить на заколебавшиеся весы битвы, чтобы перетянула на этих весах русская чаша! «Свинья» барахталась в мешке; надо было ее прирезать. Князь со своими воинами ворвался в рыцарские ряды и смял их так, как вначале они смяли русских. Больше не было «свиньи». Была беспорядочная куча конных и пеших тевтонов. И они побежали. Они бежали по льду 7 верст, «до Суболичского берега», как говорит летописец. И тут еще раз оправдался расчет Александра: весенний лед подламывался под тяжкими «живыми крепостями», выдерживая наших воинов. Холодные воды Чудского озера. «Пейпус озера», как называли его тевтоны, поглотили остатки рыцарей. Много веков лежат там, на дне, страшные и странные металлические скорлупы, набитые илом и человеческими костями. Это был такой разгром тевтонских рыцарей, какого им еще никогда не приходилось испытывать. Это была одна из самых поразительных побед в мировой военной истории. 5 апреля 1242 года тевтонское войско было целиком истреблено, почти никто не унес ног с Чудского озера. Сотни кнехтов и пятьдесят знатных рыцарей, магистров, гохмейстеров, епископов, тех, кто похвалялся притащить новгородского князя с веревкой на шее в Ригу, были взяты в плен. Босые шли они подле русских коней в Новгород. Враг был не подбит, а наголову разбит и отброшен далеко от русской земли. На льду Чудского озера кончился «Drang nach Osten». Александр остановил движение немцев на русские земли. Великий князь Александр Ярославич. Теперь имя князя Александра стало славным не только в русском народе, но и во всем мире. Иноземные послы с богатыми дарами приезжали в Новгород. Сам папа засылал к Александру кардиналов; они расточали князю безмерные хвалы и в то же время вынюхивали, не примет ли он католичество. Сам же он, небрежно выслушивая лесть, думал о том, что немало испытаний предстоит еще его родине и нелегкие труды ожидают его самого. И вот снова собирается князь в дорогу. Старый Ярославич зовет детей во Владимир - проститься. Его требуют ко двору великого хана, в далекую Монголию. Постарел Ярослав, странно стих; начиная беседу, отводил глаза, будто не здесь были его мысли. - В согласии... в согласии живите, чада, - скороговоркой, словно с трудом решаясь сказать то, что давно хотел, проговорил старый князь. Непривычно было слышать от него такие слова. Сам он мало с кем жил в согласии. Он уехал и не вернулся. Говорили, что в Монголии мать нового хана, всесильная ханша Туракина, заботливо накормила его собственноручно приготовленной едой - он прожил после этого только неделю... Теперь Александр ждал приказа: явиться в орду «за отчей землей». И приказ пришел в 1247 году. За отчей землей предстоял ему путь, или за угощением ханской матери? «Народы покорны нам. Ты ли один не покоришься?» - писал Батый из Золотой Орды. До Новгорода не дошли татары. Но что один Новгород? Вся «отчая земля», Русская земли, лежала, по-прежнему разрозненная, под властью монголов. В одиночку не поспоришь с необъятной монгольской империей. Александр понимал: самое важное - уберечь сейчас силы народные от нового монгольского погрома, дать им расти, крепнуть. Придет время - и за каждую слезу, за всю скорбь народную расплатятся ханы!... Он поехал. Огромный полукочевой город- стан Сарай, вблизи нынешней Астрахани, был батыевой столицей. Домов тут почти не было, тысячи шатров и кибиток раскинулись по степи. Никто не смел, войти к хану, не «очистившись». «Сквозь огонь», между двумя кострами, должен был пройти приезжий, и огонь - так верили татары - очищал его. Татары поклонялись огню. Нельзя было поправлять костер копьем или саблей, нельзя было даже доставать ножом мясо из котла, чтобы не поранить огня. И рубить дрова вблизи костра не позволялось: как бы не отрубить огню голову. Александр знал, что ему предстоит. Сделать два шага между кострами - пустое дело. Но никогда не согласится он на это, не пойдет на унижение, не отступится от веры и обычаев русских, от самой Русской земли. Что будет потом? Может быть, мучительная смерть? Так бывало уже с русскими князьями, которые отказывались совершить языческий обряд. Пусть! Он не раз глядел в глаза смерти! Но не случилось ничего. Седоголовый Батый был умен: он сделал исключение для знаменитого новгородского князя. В шатре, сидя на позолоченном возвышении со старшей из своих жен, он милостиво принял Александра и его брата Андрея, приехавшего вместе с ним. И вот отправились братья дальше путем отца - из Сарая в Монголию. Долгим и тягостным было это путешествие в самое сердце Азии - по безводным степям, по выжженным пустыням, через горы и реки, через кочевья и города, обращенные монголами в пепел. Пока длился их путь, в Каракоруме умер великий хан Гуюк. Братьям пришлось ждать, покуда стал на ханство новый великий хан - Мунке. Хан дал Андрею ярлык на владимирское княжение, а Александру - на княжение в Киеве и в Новгороде. Но, вернувшись на родину, Александр не поехал в Киев, а остался в Новгороде. Там через два года он узнал о судьбе, постигшей его брата: в одиночку пошел Андрей против татар, и татарская рать Неврюя ворвалась во владимирскую землю и снова залила кровью ее, еще не оправившуюся от батыева погрома. «Андрей, брат! - подумал Александр. - В тяжкую, грозную пору мы живем. Тяжелее служение родине, чем мыслишь ты. В ком не кипит кровь? Утишь ее. Стисни зубы. То - горше, и больше силы надо, чтобы до поры стерпеть». Он снова поехал в Орду. Он уговаривал хана не мстить Руси за Андрея. Исподволь, не внимая ропоту, Александр готовил в Новгороде победу над псами - рыцарями. А эту победу, победу над игом монголов - ее придется готовить долгие десятилетия, крепя Русь. Еще с новой стороны узнали князя русские люди: осторожным, терпеливым дипломатом, ходатаем за родину. Он повел долголетнюю игру с огнем. И выиграл ее. Сартак, сын Батыя, правивший в Золотой Орде за дряхлого отца, согласился вернуть Андрея на княжение - только не дал ему владимирского стола, а посадил в Суздаль. В 1252 году Александр стал старшим над русскими князьями - великим князем. Теперь он был кормчим Русской земли. Трудным путем пришлось ему вести корабль. Но верил он: выплывет корабль на широкий простор! Только бы сплотить Русь - в том самое важное, - не дать силам ее изойти впустую... Неутомимо шаг за шагом шел Александр по избранному пути и вел по нему страну. Он выкупал русских пленных из Орды. Сменялись ханы в Каракоруме: за Чин-пасам - Угедей, потом Туракина, потом сын ее - Гуюк, потом Мунке. Сменялись ханы в Золотой Орде: Сартак за Батыем, Улагчи, Борю... И каждый раз заново начинал Александр свою игру с огнем. Когда на Русь обрушились новые тяжелые поборы, Александр вступил с ханом в спор. Пять лет, спорил он и добился своего. А тут поднялся Новгород. Не испытавший татарского погрома, он захотел один выступить против хана. «Каждый за себя», - так рассуждали новгородцы. «Каждый из себя!» - в этом-то и была слабость Руси. Нет, каждый за всех! Разве Новгород - не Русь? - Мы Великий Новгород! - отвечали новгородцы. - Без Руси нет Великого Новгорода. Властно, сурово Александр смирил новгородцев. Он вернул туда своего сына, князя Василия, которого отослали новгородцы. А когда через два года снова захотел своевольный Новгород отделить свою судьбу от остальной Руси и Василий пошел вместе с ним, Александр лишил его княжение. Но, железной уздой смиряя непокорных, он не выпускал из рук и меча защитника Руси. Несколько раз он ходил на врагов, пытавшихся переступить русские рубежи, и каждый раз возвращался с победой. В 1256 году шведы вместе с финнами и норвежцами опять было явились и на реке Нероне стали строить крепость. Но едва только прослышали они, что Александр собирается в поход, поворотили восвояси. Но Александр и бегущих преследовал их. Суровой зимой, по бездорожью он гнал бежавшее вражеское войско и прошел из конца в конец всю страну Емь (Финляндию). «Был зол путь», - отмечает летопись. Но русские прошли его. Прошли через пустынную страну гранитных скал, еловых лесов, страну, окутанную мраком зимних полярных ночей. Александр видел: крепнет Русь. Осторожно, терпеливо выбирал он момент, чтобы облегчить татарское иго. - И вот он решился: теперь пора. Бесермене - хивинские купцы - брали на откуп у хана сбор дани и безжалостно выколачивали ее с русских сел и городов. В 1262 году шла распря между монгольскими ханами. Нельзя было выбрать более удачный момент, чтобы сбросить бесерменов. И вот в 1262 году вспыхнуло одновременно во Владимире, Ярославле, Ростове, Суздале и во многих других городах восстание черных людей против бесерменов. Народ мстил им теперь за все свои обиды. И больше никто не сдерживал народного гнева. Рука Александра сама подымала народ против купцов-сборщиков. Но и тогда еще не время было вовсе скинуть власть ханов. В том году тучи снова собрались над нашей землей. Снова у северо-западных границ забряцали оружием битые ливанские рыцари. Они ждали, что ханская гроза, ханская месть за изгнание бесерменов поразит Русь. А тут еще хан повелел насильно забирать русских ратных людей в свое войско, чтобы вторгнуться в Иран. Казалась, самое время сейчас напасть на Русь. Не медля ни часа, стал действовать Александр. Он заключил союз с литовским, жмудским и полоцким князьями против немецких рыцарей. Еще раз он добывал победу для Руси. Но, великий воитель, сам он не смог уже повести полки. «Служите сыново моему, аки самому мне, всем животом своим», - сказал он дружине. И поехал, безоружный, в Орду, к неистовствующему хану Барке: в этом «бою» никто не мог заменить Александра. Тройное кольцо каменных стен не защитило немецкий Дерпт: русские взяли его. Литовцы преследовали немцев в Ливонии. А тот, кто подготовил эту победу, одерживал в это время в далеком Сарае другую победу. Он сидел в шатре перед шестидесятилетним человеком с жидкой бородой, с большим желтым неподвижным лицом, с прилизанными, зачесанными за уши волосами и золотым кольцом в ухе - перед хищником из гнезда тех, кто убил его отца, кто терзал его родину. И отвел беду от нее, от родины, - обе беды: избавил ее от ханского мщения и от тяжких, унизительных военных наборов русских людей в войско поработителей Руси. Нелегко давалось это гордому, крутому нраву Александра. Самая тяжкая то была служба родине, горькая служба самоотречении я, жертва настоящим во имя светлого будущего. Больной, разбитый, преждевременно состарившийся, возвращался из четвертого путешествия своего в Орду 43-летний князь. В Нижнем он слег. Потом двинулся дальше. Была бессолнечная, поздняя осень, сало плавало уже по Волге. В Городце Александр слег опять и больше не встал. О его последних часах рассказывают, что он жестоко страдал, но ничем не выдавал это окружающим. Он заметил слезы на глазах немногих спутников, бывших в это время с ним. - Уйдите, - сказал он. - Не сокрушайте сердца моего жалостью! Он умер 14 ноября 1263 года, мало прожив, но «много потрудившись за землю Русскую, за Новгород, за Псков, и за все великое княжение», как говорит летописец. Объявляя во Владимире о смерти его, митрополит Кирилл воскликнул: - Зашло солнце земли русской! И не нашлось такого уголка на всей Руси, где не скорбели бы о смерти и не знали бы о подвигах того, «кто побеждал всюду, а был непобедим никем». Его похоронили во Владимире. В 1724 году Петр торжественно перенес его прах в Петербург, в лавру на берегу Невы, названную Александро-Невской. Сквозь всю жизнь Александра Невского прошла, главенствовала над всеми его мыслями и поступками одна страсть, одна все покоряющая любовь - любовь к родине. Он был беспощаден - ради нее. Был честолюбив - ради нее. Лукавил - ради нее. Не жалел, смирял себя - ради нее. Для нее он не знал дома и семьи. Для нее, для родины, он, не колеблясь, глядел в глаза смерти. Дети и внуки Александра довершили дело, за которое он боролся. Его внук - московский князь Иван Калига - был собирателем Руси. А правнук - Дмитрий Иванович Донской - разбил орду Мамая на Куликовом поле. Прошло 700 лет с тех пор, как жил и боролся за освобождение родины Александр Невский. И мы, отдаленные потомки, с гордостью повторяем его слова, сказанные словно сейчас: «Но если кто с мечом к нам войдет, от меча и погибнет. На том стоит, и стоять будет Русская земля».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.