Прошло 20 лет. Но как свежи в памяти этот ненастный октябрьский вечер, Москва 1920 года, напряженная тишина в битком набитом зале и Владимир Ильич на трибуне комсомольского съезда!

Ночь на 30 сентября. Харьковский вокзал и ночью неугомонно гудит. Медленно подползает бесконечный товарный состав, уже на ходу обвисая гроздьями шинелей. Сотни людей успели прочно обосноваться в поезде еще тогда, когда он возникай в неведомых тупиках, где - то на укромных запасных путях.

Вагоны набиты до отказу. При свете тусклых фонарей в отчаянии мечемся вдоль поезда. Два звонка. С мрачной решимостью, цепляясь за чью - то доху и за приклад винтовки, карабкаюсь вверх, в товарный вагон, ныряю под пару, перелезаю через спящих и забиваюсь в угол.

Еще не верю счастью. Вытягиваюсь, блаженно чувствую под щекой чей - то смазной сапог, а в нем, как в телеграфном столбе, откуда - то издалека гудит мерный храп его обладателя.

Теперь диву даешься, сколько человеческих тел мог в то время вместить товарный вагон - «теплушка».

От Харькова до Москвы поезд шел трое суток. По дороге, в Белгороде, пассажирам пришлось грузить дрова - неожиданный субботник прошел на славу. В районе станции Ржава внезапно возникла перестрелка с кулацкой бандой, пустившей пулеметную очередь по паровозу.

Но вот, наконец, Москва. Уже совсем стемнело, когда я добрался до Малой Дмитровки. Тогдашняя Москва была мало похожа на веселую, нарядную Москву наших дней. Улицы были малолюдны, дома стояли темные, угрюмые. Но приехавшие на съезд хорошо знали, что в Кремле, в рабочих районах, в партийных и комсомольских комитетах кипит, не прерываясь ни на час, великая революционная работа.

У входа в дом Коммунистического университета имени Свердлова, где открылся III съезд комсомола, толпа. Зато в коридоре, кроме часовых, ни души. Вошел в зал, и первый, кого я увидел, был Ленин; первое, что я услышал, - это голос Ильича!

Помню: на стене висел огромный портрет Ленина, плохо нарисованный и тусклый; а воя там, на сцене, ходил живой, настоящий Ленин, ходил, нагибаясь вперед, останавливаясь, передергивая плечами. И только через минуту до сознания дошли слова:

- Учиться коммунизму... А что такое - учиться коммунизму?

Ленин говорил горячо, слова катились потоком, часто он подкреплял мысль энергичным жестом руки. Самое важное он повторял дважды, трижды, затем как бы ставил точку, отступая на несколько шагов назад, выпрямлялся, вглядывался в зал и переходил к следующей части доклада.

Надо признаться, что для большинства слушателей речь эта была по своему содержанию неожиданной.

- Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество, - настаивал Ильич.

- ...коммунизм превратится в пустоту, превратится в пустую вывеску, - почти сердито, нахмурившись, предостерегал Ленин, - коммунист будет только простым хвастуном, если не будут переработаны в его сознании все полученные знания.

Учеба... Назойливую мысль о ней мы неустанно гнали прочь в дозорах, на субботниках, в нетопленных, прокуренных комнатах губкомов. Советская республика еще дралась на нескольких фронтах против белогвардейцев и интервентов. Как раз накануне открытия съезда польская шляхта захватила Новогрудок в Западной Белоруссии - тот самый, над которым теперь снова победоносно развевается красное знамя. В дни съезда Красная Армия выбила врангелевцев из Мариуполя. Далеко на востоке красные партизаны дрались у Читы.

Как крут был перевал от того, чем дышала вся разворошенная страна за стенами этого зала, к этой необычной, настойчивой речи! В докладе не было «и слова о Врангеле, о белополяках, о голоде. Ленин смотрел далеко вперед, он нетерпеливо перешагнул через «текущий момент» и поставил во весь рост перед комсомолом и всей советской молодежью задачу не на год и не на два, на целую эпоху. Вот почему доклад Ленина ни на минуту не устарел: эта - завещание Ильича поколениям советской молодежи, которые одно за другим вступали и вступают на славный и великий путь Ленина - Сталина.

Не дыша, не сводя глаз с Ильича, слушал его зал. А изнутри то и дело подмывала радость: «Неужто впрямь видишь и слышишь Ленина!» Никак не свыкнуться с этой мыслью. И снова переводишь глаза с живого любимого Ильича «а огромный портрет.

А Ильич вдруг оборвал свою речь, вытер лоб и сел.

Кажется, устно вопросов не задавали: писали записки. Каждую записку Ленин оглашал, на некоторые из них тут же отвечал немногими словами. Иные клал на стол, затем маленькими шагами, как бы раздумывая, выходил вперед и давал подробный ответ.

За упавшими на пол записками Ильич сам наклонился и долго их собирал. Зал зашелестел, закашлял. Из президиума бросились помогать и, наконец, общими усилиями извлекли из - под трибуны несколько свернутых в трубочку листочков бумаги.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.