В вечных снегах

Ямал с невозмутимым видом молча вывалил перед ним на стол замерзшие тушки песцов.

– Ямал!.. География! – изумленно всплеснул руками метеоролог и, задыхаясь от внезапного восторга, закричал на весь дом: – Ефимыч! Мужики! Мясо! Мясо!

На его крик сбежались все обитатели станции, и еще минута, Ямала стали бы качать. А поскольку низкие потолки дома не позволяли делать это с истинным размахом, то виновника торжества обычно выносили на улицу и качали до упаду, то есть до тех пор, пока он «случайно» не сваливался носом в сугроб. Эта перспектива мало прельщала Ямала, и он, избегая триумфа, поспешно выскользнул на улицу.

Ворчун как ни в чем не бывало стоял возле упряжки. Так случается со всеми «пенсионерами». Расставшись с упряжкой, они потом еще долго ходят за ней, не в силах сразу привыкнуть к своему новому, «холостяцкому» положению.

При виде хозяина Ворчун испуганно отскочил в сторону. Ямал даже не взглянул на него и, дав корму собакам, пошел в радиорубку, которая находилась метрах в ста от дома. Пока Николай Иванович разделает песцов, Ямал успеет постучать ключом – как и предсказывал Женька, он за это время и впрямь сделался заправским радистом и даже собирался в дальнейшем поступать в радиоинститут. А потом, если останется время, они еще послушают эфир – Ямал вспомнил, что сегодня по первой программе концерт по заявкам.

Ямал очень любил музыку и еще дома начал собирать коллекцию грампластинок. Но, увы, на всей Новой Земле – а это по площади без малого две Дании! – не было ни одного специализированного магазина грампластинок. Вот и приходилось Ямалу всячески выкручиваться в поисках новых дисков. Даже мать втайне от отца он подключил к этому делу – она шила оленьи унты, которые Ямал затем выменивал на пластинки.

Женька давно ему обещает: «Пойду в отпуск, обязательно притащу с Большой земли целый чемодан дисков». Только когда это еще будет! Женька уже третий год подряд безвылазно торчит на станции.

Ямал знает, почему это так: Женька доверяет ему все свои тайны. Не может он побывать на материке, объездить всех своих друзей и миновать Ларису. А как он к ней заедет? Что он ей скажет? Ямал знаком с ней только по фотографиям, она уехала за полгода до его появления на станции, но от Женьки он знает всю эту историю чуть ли не наизусть, тем более что история очень короткая.

Лариса с Женькой проработали вместе больше года, и все это время они были просто хорошими друзьями. И если бы не этот обычай, издавна существующий на полярных станциях – когда товарищи говорят отъезжающему все, что они о нем думают, – то ничего бы и не было. Может, это и хороший обычай: пусть человек хоть раз в жизни узнает, что о нем думают другие, но только для Женьки он обернулся одними неприятностями.

В последний день пребывания Ларисы на станции, когда собрались все вместе за столом и стали по очереди высказываться, Женька неожиданно для всех и в первую очередь для самого себя признался, что любит Ларису. Потом они бродили вдвоем среди сверкающих льдов и строили восторженные планы на будущее...

Но спустя всего месяц он получил от нее письмо, в котором Лариса сообщала, что выходит замуж за другого, а потому просит простить ее и забыть навсегда.

И все равно Ямал завидовал своему другу. Сам он еще никогда и никого по-настоящему не любил. Были у них в поселке девушки, которые ему нравились, но нравились они ему издалека. «Под страшным секретом» он поведал Женьке, что еще ни разу в жизни не целовался. Несколько месяцев тому назад навсегда уехал со станции пожилой гидролог дядя Федя, и Ямал в глубине души надеялся, что на его место пришлют какую-нибудь тоненькую блондинку, с которой у него, возможно, получится так же, как у Женьки с Ларисой. И пусть такой же быстротечной окажется их любовь, зато потом будет что вспомнить! Но когда спустя некоторое время они встречали самолет и Ямал еще издали заметил в круглом самолетном окне незнакомую бороду, он понял, что его мечта рухнула.

Если не считать негромкой перебранки собак, поедавших свою трапезу, да еще, пожалуй, монотонного и не очень сильного свиста ветра, вокруг было тихо. Ямал прошел уже почти половину расстояния до радиорубки, когда к нему кто-то подкрался и набросился сзади. В первое мгновение Ямал подумал, что это Женька: увидел его в окно и решил подшутить. Но когда от неожиданного толчка в спину он уткнулся лицом в шершавый снег и ощутил на себе небывалую тяжесть, понял, что это ошкуй. Обычно белый медведь никогда не нападает первым на человека. Но, конечно, встречаются и среди них свои «уголовники», а потому на Севере, выходя из дому или из палатки даже на несколько минут, обязательно надо брать с собой оружие.

Ямал инстинктивно попытался вырваться, но, придавленный огромной тушей, даже не смог пошевелиться. Еще не чувствуя никакой боли, парень громко застонал от своего бессилия, от сожаления, что все так глупо вышло и что уже ничего нельзя поделать.

Почуяв непрошеного гостя и видя, что хозяин в беде, подала голос упряжка. Собаки рвались на постромках, задыхаясь от бешеного лая. Но остол, накрепко воткнутый в наст, не пускал нарты. Ямал знал, что сейчас на лай выбегут люди, отгонят зверя. Но будет уже поздно, слишком скор тот на расправу. И угораздило же его оставить в доме карабин! Впрочем, при таком обороте дела Ямал вряд ли смог бы им воспользоваться, слишком уж неожиданно напал на него ошкуй.

И вдруг Ямал услышал почти у самого уха пронзительный лай и в тот же момент почувствовал, как тяжесть отвалила с его спины. Решив, что упряжка сорвалась-таки с остола и собаки набросились на медведя, он, мгновенно оценив обстановку, откатился в сторону, подальше от зверя, и вскочил на ноги.

Ямал ошибся, это была не упряжка. Собаки по-прежнему неистовствовали в том месте, где он их оставил. Это Ворчун пришел к нему на помощь. Он единственный из всей своры оказался в этот момент на свободе и в одиночку пошел на зверя.

И ничем не мог помочь Ямал своему заступнику! Одним ударом могучей лапы ошкуй пригвоздил собаку к насту и сомкнул свои страшные челюсти. Ворчун вскрикнул и затих навсегда. Когда же ошкуй, оторвавшись от своей жертвы, повернулся к Ямалу, тот был для него уже недосягаем.

Парень со всех ног бежал назад к дому. В любой момент ошкуй мог напасть на упряжку и растерзать всю свору. И действительно, разделавшись с мертвой собакой и только растравив аппетит, зверь побежал на лай. Но обитатели полярной станции успели уже выскочить из дому и встретили его предупредительными выстрелами. Ошкуй перепугался и затрусил назад, в сторону моря, где при известном старании он всегда мог полакомиться зазевавшейся нерпой или тюленем.

На следующий день с самого утра Ямал, как обычно, отправился на охоту. Вчерашний туман окончательно рассеялся, и над островом светило незаходящее северное солнце.