– У кого?
– У Михенчевых.
– Ты меня на позор выставляешь, Юра, – тихо плакала Ангелина Борисовна. – Обо мне и так люди неизвестно что говорят. Я сама только что пришла из школы и приготовить не успела. Ты разве не мог меня подождать? Разве мы не могли бы с тобой пообедать в столовой? Почему от тебя пахнет табаком?
– В школе курят.
– Кто?
– Ну, ребята.
– А ты?
– Один раз дали курнуть. Не взатяжку. Набрал в рот дыма да выпустил. Когда приезжал отец, он брал сына на рыбалку с ночевкой на Вишеру.
Ночевали они на острове, где среди зарослей черной смородины, ольхи и шиповника были ягодные поляны и галечные отмели полого спускались к воде. Вода пела, а на зорях, случалось, клокотала от хариусов.
Отец и сын ловили рыбу, варили уху, хлебали ее до пота, а в жарнике Юра любил печь кедровые шишки, остужать их и угощать отца жареными орешками.
– А сам? – спрашивал отец.
– Вольно ты хорошо ешь, – говорил Юра, и голос его дрожал от нежности. – Я их каждый день ем. Губы от смолы слипаются. Десны отвердели. А тебе в охотку.
С отцом он был разговорчив.
По ночам над островом низко зажигались звезды, и материнский свет их дотрагивался до души мальчика, и она замирала, как пламечко в безветрие, и все-все на земле становилось для Юры понятным, разумным и прекрасным.
Если бы школа с первого класса стала для мальчика такой же, как этот остров на Вишере под звездным небом, если бы она не заставляла его учить то, что не принимала и по разным причинам не могла принять душа его, а постигла бы его способности и развивала их, то учение было бы для Юры счастьем и из него готовился бы заранее полезный обществу человек – пахарь, егерь, лесник, рыбак, повар или официант, а не обязательно кандидат наук, благо кандидатов наук сейчас стало больше, чем хороших поваров или слесарей.
Наверное, где-то есть такие школы.
Но в Пудихе учили по-другому, и учение с первого класса стало для Юры Солодовникова непосильной обязанностью.
Как-то в апреле Сакко Иванович возвращался в Пудиху из очередного рейса. Деревня лежала среди тайги в котловине, и по прямым дымам из труб было видно, до чего же лют нынче мороз.
Сакко Иванович думал о Юре, о своих дочерях и внуках, которых он не видел ни разу: «Вот бы собрать их всех вместе за один большой стол – Юру, дочерей, внучат, посидеть бы с ними один вечер, поплакать... Да нет, плакать не стоит, скажут: «Расплакался крокодиловыми слезами». Или: «Саквояж-то совсем расклеился». Да и не удастся никого собрать. Пустая фантазия это. Растерял ты детей и внуков по белу свету. Один Юрка остался... Приеду – супы буду варить да кашу. А спать охота – спасу нет».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Документальная повесть