Бережливость – черта нравственная

– Сколько, Раис?

– 270 тонн.

Еще 270 тонн. Плюс к тем 25 миллим онам, которые дала «Комсомолка».

Уральцы знают, как дается сталь. Неудивительно, что они первыми произнесли эти слова: беречь металл.

Металлический фонд нашей страны огромен. Мы живем среди стали. Повсюду железо. И под ногами железка валяется...

Тот же гвоздь... Станина, обод, балка – они вернутся в мартен, на переплавку, чтобы обрести новую жизнь. Гвоздь не вернется. Тысячи тонн стальной проволоки, из которой штампуют гвозди, – металл, потерянный навсегда. Но на всем можно что-то сэкономить. И на гвоздях тоже. Если, например, вместо круглых делать «трефовые» гвозди, потребуется на десять процентов металла меньше.

Инженер А. Капралов, когда я был на Челябинском трубопрокатном заводе, сказал мне: «Миллиметры ловим». Миллиметры – на трубе длиной 11,5 метра. Сварочный шов у кромки трубы (ее диаметр больше метра) не всегда ровен. На каком-то отрезке он слабоват. Если «научить» аппарат протянуть шов хотя бы на несколько миллиметров, в обрезь уйдет меньше стали. Миллиметры оборачиваются тысячами тонн металла, который прежде отправлялся на переплавку.

Кажется, беречь металл элементарно. Не выбрасывать шайбу, не втаптывать в грязь фланец, не зарывать в котлован обрубок швеллера. Собирать лом. Это разумеется само собой. Один из способов, открытый всем, даже детям. Но есть еще тысяча других, доступных узкому кругу лиц, которые проникли в тайны металла. Эти способы, обитающие в научных лабораториях, в конструкторских бюро и в отделах технологов, и есть самые современные и самые эффективные.

Олег Ильич Голяницкий, заведующий кафедрой Челябинского института механизации и электрификации сельского хозяйства, снял с полки пробирку, подал мне. Я осмотрел ее – ничего особенного. В пробирке вода и сероватая стальная пластинка. Так оно и есть, с одной поправкой: вода не совсем чистая. В ней ингибитор. Чуть-чуть. Сотая часть грамма. Этого достаточно. Двенадцать лет назад пластинку опустили в пробирку – и сталь не ржавеет. Нисколько.

Где железо, там и ржавчина. Коррозия. Есть сталь, которую не возьмешь ни на излом, ни на изгиб, а ржа ее съедает. Строго говоря, металлы начинают ржаветь почти так же скоро, как скисает молоко. Ржавеет и нержавейка. Только на отшлифованной глади не сразу проявляются рыжие пятна. Тление железа не прекращается ни на секунду, превращая стальной монолит в пыль. Ничто не щадит ржавчина – ни гвоздь, ни опору моста, ни деталь сложнейшего механизма. И чем больше мы добываем руды, выплавляем металла и пользуемся техникой, чем больше вокруг нас железа, тем выше ущерб от коррозии.

Голяницкий как раз тем и занят, что ищет химические вещества, ингибиторы, которые защищают металл от коррозии. Ищет и находит. Хорошо известные химикам вещества, освоенные в производстве, дешевые. И вдруг такая таинственная сила: запасную деталь надо завернуть в бумагу, пропитанную ингибитором (он летуч), чтобы на много лет защитить от ржавчины. Ящики с деталями оставляли на морозе, под дождем, отправляли в океанское плавание на палубе и в трюмах китобойной флотилии «Слава», они побывали в Антарктиде – ничего их не берет.

Олег Ильич показывает мне бумажный стаканчик, в котором вместо мороженого нечто, напоминающее застывшее хозяйственное мыло. Это ингибитор «Прана». Комбайнеру надо взять такой стаканчик, настругать «мыла», высыпать стружку в подогретое масло, слить в картер и прокрутить двигатель. И все. Поршни и цилиндры коррозия не возьмет. «Праной» можно обработать весь комбайн извне и изнутри – и он целехонек простоит всю зиму.

Коррозия – тоже безвозвратные потери. А ущерб от нее, как подсчитано, достигает 20 миллиардов рублей. Как ни крепка сталь, а требует защиты...

Всякая экономия не обходится без затрат. А самые дешевые затраты, как утверждает эпоха, – умственные. Экономить с умом/ – веление времени. Одна из задач для умных голов – сделать наши машины легче, но прочнее.

Во дворе Уральского автозавода стоит старенький «зисок». Дощатый кузов, кабина из фанеры и планок. Рядом с кабиной непривычно чернеет колонка газогенератора. Его топили дровами. Бензина не хватало. Экономили: бедны были.

А чуть дальше, на просторной площадке, мощно гудят, круто разворачиваются зеленые, только что с конвейера «Уралы».

Как непохожи эти машины! А задача та же: экономить. Не от бедности, а все-таки экономить. Такая это штука – экономия, нет ей конца.

«Урал» знает всякий. Он ездит там, где кончается асфальт. Он пробьется сквозь снега и пески. Он таким задуман: мощным, крепким, тяжелым. Однако нельзя ли ему быть все-таки... полегче?

Г. Гладышев, заместитель главного конструктора:

– Рама нашего автомобиля ходила мало. Три-четыре десятка тысяч пробе га, и можно не смотреть – трещина. Значит, ставь на капремонт. Наслышались мы упреков...