- То - то, - не без гордости подхватил Петрушка, - и не только ребята: помню, баба шла к колодцу: ведра наземь спустила, подол завернула нос утереть, а я как заверещу «По Тверской - Ямской с колокольчиком», да нос ей как натяну, - она так и остолбенела - ха ха - ха! - стоит с завернутым подолом, а нос у ней... Ха - ха – ха!
Петрушка окончательно пришел в игривое настроение, - того и гляди, на скоромное повернет по старой памяти.
- Подумаешь, успех!
Люстра погасла, и шестнадцать свечей окутали тенью Петрушкино лицо.
- Насчет качества? Да, похвалиться нечем. С цыганом за лошадь дубинкой расплачиваюсь, доктора ни за что, ни про что убиваю, старика убиваю, приятеля своего убиваю, собака или черт меня в ад утаскивают... Времена!
- А сто, а триста лет тому умнее был? - продолжал я его поддразнивать. - Я знаю - в Англии тебя Панчем или, Пончем звали, ты ради своего удовольствия не убивал там подряд неповинную свою жену и ребенка, и доктора, и Скарамуша, и слугу? А Пульчинелло в Италии - воришка, лжец и хвастун? А собрат его Полишинель во Франции, Касперле в Германии и прочие воплощения вашего петрушечного величества - жуликоватые парни, льстивые обжорливые...
- Стой, заворачивай, куда поехал? - орал Петрушка.
- Нет, не стану и не сяду, пока не выскажусь - Меня разобрал задор.
- А как ты разговаривал с тысячами народу, который валил за тобой и твоим хозяином? Чему ты их учил, на чем отыгрывался? Ребятишек похабщиной кормил? Над «инородцами» издевался? Правоту свою палкой доказывал? Тоже «искусство», извините меня...
- Да закройся ты наконец! - в бешенстве крикнул Петрушка, и как двинет меня - только искры из глаз.
- Ты что же дерешься? - схватился я за дубинку.
- Разошелся леший, как поп на амвоне, - бранился Петрушка, вырывая у меня палку. - Вот доказывай тебе без хорошего тумака. Да где же твоя марксическая башка? Ты чего хотел бы, чтобы я в пятнадцатом веке, когда в королевских дворцах коридоры уборными служили, а ликбезы только для «высших» классов были, - чтобы я тогда культурную революцию на улицах проповедовал? Чтобы я...
Петрушка поперхнулся от злости и громко закашлялся.
- А знаешь ли ты, лопоухий, какую революционную работу я в течение столетий проделывал? - воскликнул он, все более разгораясь.
- Немного как будто знаю, - примирительно отозвался я, сторонясь от дубинки, игравшей в его проворных руках, и в свою очередь спросил:
- Кукольникам, которые выступали против властей, постоянно влетало. В России нас так и загнали на - смерть. Наших текстов конечно не записывали: это, видишь ли, грубо, вульгарно, недостойно внимания мыслящей личности. Теперь и следов почти не сыщешь. Зато всякую поповскую дребедень, да литераторские выдумки, рассчитанные на публику светских гостиных, печатали, изучали... Да что говорить.
Петрушка огорченно махнул рукой.
- А как тебе в последние годы живется?
- - Сейчас полегче, - он снова оживился, - сейчас нам помогают. Только знаешь, какая опять большущая закавыка?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.