Однажды на репетиции Рихтер в отчаянном порыве помочь Олегу Карпову, застрявшему на одном, никак не получавшемся месте, вдруг вскочил из-за рояля, проделал несколько стремительных разудалых па и добавил: «Вот что здесь нужно».

– И действительно, – признается Олег, – мне все стало ясно. До этого говорили: усиль звук, а я боюсь, знаю, что уже предел, дальше тромбон начнет трещать. Оказалось, что как раз и надо преодолеть этот установленный предел, и тогда выйдет именно то, что нужно.

Репетиции продолжались. Теперь даже те, что проходили с Рихтером, исчислялись третьим десятком. Степень слаженности и наполненности, на которой другие бы давно остановились, была уже позади, а Рихтер вел все дальше. Над одним только местом в несколько нот, случалось, бились два дня. Его работоспособность изматывала молодых, но они тянулись за ним, перенимая его неутомимость и настойчивость. Дыхания не хватало даже в прямом смысле: ведь инструменты у ребят духовые. Губы распухали, становилось больно дышать... Рихтер это понимал и умерял свой шаг.

В перерывах шли разговоры на самые разные темы. Ребята не боялись показаться перед ним невеждами. Они знали, что эрудиция этого музыканта огромна и он, находя неожиданные яркие ассоциации и сопоставления, вовлекает в беседу необычайно широкий круг вопросов, отчего разговор разветвляется и нужно обладать богатой памятью, сильной логикой и воображением, чтобы не потеряться. Но студенты знали также, что в такие «критические» моменты Рихтер сам приходит на выручку заблудившемуся, выводя его на знакомый путь. Поэтому молодые люди решительно бросались в разговор. Непосредственность и чуткость в общении делали Святослава Теофиловича желанным, располагающим к себе собеседником.

Боясь показать большого мастера неправдоподобно чутким и щедрым в работе с молодыми музыкантами, все же невозможно удержаться от

упоминания еще об одной подробности из жизни ансамбля.

Все знают, что трудовой день артиста кончается довольно поздно, и естественно, что утренние часы особенно дороги ему для отдыха. И тем не менее, когда студенты не могли прийти на репетицию из-за занятий или по другой серьезной причине, Рихтер приглашал их репетировать у себя дома в половине восьмого утра! И он встречал их, как всегда, подтянутым и полным энергии, как будто этот ранний утренний час для репетиции самый привычный и естественный.

То, как строились отношения Рихтера с молодыми партнерами, не только приучало их к высокому стилю общения, но и заставляло по-новому, с большим вниманием и взыскательностью относиться к самим себе. Стали замечать, что у них изменилась даже манера держать себя: не стало студенческой суетливости, появилась определенная изысканность, спокойная, без рисовки. И что интересно: к этим «избранникам» со стороны других студентов не возникало ни зависти, ни враждебности. Все понимали, что к удаче этих счастливчиков привел упорный и тяжелый труд.

– Создание этого оркестра, – говорит декан факультета Татьяна Алексеевна Гайдамович, – оказало удивительно благотворное влияние не только на его участников, но и на жизнь всего факультета. Ощущение близости к настоящему творческому делу, как круги по воде, расходилось среди других студентов и создавало благодатную атмосферу для нашей работы.

Но вот настал момент, когда в жизни оркестра должно было появиться новое и самое важное лицо – публика. Рихтер не раз говорил ребятам, что это неразличимое в полумраке зала собрание людей – самый верный для музыканта критик. Такая позиция не оставляет для исполнителя в случае неудачи никакого прикрытия. Чтобы ее придерживаться, надо обладать большой стойкостью духа, высочайшей требовательностью к своему мастерству и огромной силой убеждения. Этими качествами еще только предстояло овладеть молодым участникам оркестра.

И вот дверь на сцену уже распахнута, и надо выходить на залитую светом площадку. Что предстоит? Повторение того, что уже было за закрытыми дверьми репетиционной комнаты, лишь только четвертая стена, та, что перед их лицом, раздвинется и впустит несколько сот свидетелей?

Нет, слушателей, соучастников. Ведь именно их энергия сопереживания должна придать исполнению тот высокий накал, принять который столь долго и упорно готовились музыканты. Звуки, отшлифованные бесконечными повторами, проигрываниями, уже начинавшие отливать холодным блеском металла, теперь оказались под таким напряжением человеческих эмоций, что в них заиграли токи новой жизни. В этом, быть может, и есть секрет исполнительского творчества. Поразительная способность Рихтера вносить страстность и непосредственность импровизации, завораживающий момент сиюминутности великого открытия в исполнение досконально продуманных, сотни раз проигранных вещей передавалась и его молодым партнерам.

Однако первые публичные выступления оркестра состоялись не на основных московских сценах. Рихтер не торопился. Он имел возможность и право это делать. Студенты же приучались к самокритичности и терпению. Удача не портила их.

Сначала концерт обкатывался на небольшой аудитории: в Музее имени Пушкина, в музыкальных школах... Только после этого они вышли на сцену Большого зала консерватории.

А вскоре состоялись первые гастроли – в Чехословакии.

Стояла страшная жара. Тридцать шесть градусов в тени. В такую пору заниматься делами трудно. Это естественно. Город замирает. Но в одном из залов Пражской филармонии идет интенсивная работа. Звучат тринадцать духовых, рояль и скрипка. Рихтер, Олег Каган и студенты Московской консерватории готовятся к выступлению. И опять молодые из последних сил стараются не отстать от сильного, хотя и не молодого мастера. Его трудолюбие и выносливость поражали, но не отдаляли их от великого музыканта, ведь они сами были участниками этой напряженнейшей творческой деятельности.

Толе Камышеву запомнилась одна деталь: во время игры с клавиатуры летели капли влаги, но пальцы пианиста как будто и не ощущали этого.

Успешные гастроли в Чехословакии еще больше укрепили уверенность в возможности и необходимости совместной работы ведущего музыканта и студентов консерватории. Рихтер решил не расставаться с ансамблем, созданным специально для исполнения концерта. Теперь возникла мысль о подготовке нового произведения – камерного концерта Хиндемита. Опять потянулись многочасовые сложнейшие репетиции. Опять они начинали уже исчисляться десятками... Но первоначального изнеможения и отчаяния не наступало. Ребята закалились.

Премьера состоялась в 1977 году в Дрездене. Потом Гёрлиц. Бланк-Бург. Берлин. Особенно ярким был концерт в курортном городе Бланк-Бурге. Величественная и мягкая красота древних гор и освещенный свечами готический зал монастыря, где происходил концерт, уводили слушателей от суеты и делового настроя городской жизни, и приехавшие на концерт, как нигде, становились здесь чуткой и отзывчивой аудиторией.

А прошлым летом Рихтер с учащимися консерватории выступил на международном фестивале искусств в Афинах.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.