– Я тебя, Иосиф, предупреждал? – укоризненно сказал Турпак, появившись, словно призрак, третий раз на их тихой, вечерней улочке. – Разве нет? О той полячке? А ты ей исподнее стираешь...
Теперь Турпак пришел не один, из сумерек вынырнули еще три фигуры: Иосиф и опомниться не успел, как цепи от велосипедной передачи впились в его плечи.
– Разве я не говорил? – горестно вскрикнул Турпак. перед глазами Иосифа поплыло, и брусчатка поймала его на свою жесткую спину.
– Разве я не советовал, с кем надо водиться?
Ботинки тупо вгрызались в его тело, боли словно не чувствовал, только что-то обрывалось в груди, в животе, после каждого удара силы, казалось, из него испарялись, не было мочи даже крикнуть: Иосиф понял: коль уж не закричал сразу, теперь разжать зубы не сможет: запоздав, крик застыл в горле.
– Эй, что вы делаете?!
Иосиф узнал голос Юры-фотографа, услышал топот ног убегающих.
– Иосиф, царица небесная, за что они тебя?
Иосиф пожал плечами: разве у ничтожных людей мало поводов наброситься на того, кто их выше...
— Турпак, кажется? – допытывался Юра-фотограф.
— Какое это имеет значение. Турпак или другой?
— Я увидел и сразу понял – это Турпак. его повадки, я не раз наблюдал из мастерской, как вы в обнимку прогуливаетесь. Видишь, отомстил. Пошли. Иосиф, пошли, – сказал Юра-фотограф.
— Матка боска! – вскрикнула пани Зося и бросилась за водой.
Руки у пани Зоей были прохладные, как вода...
– Юра-фотограф говорил правду? Вас избили из-за меня? – допытывалась пани Зося, но, не желая причинять ей боль, он рассмеялся: пустяки. Турпак – сволочь, не стоит о нем и думать. Иосифу вдруг стало радостно оттого даже, что его избили, что рядом с ним пани Зося, беспокоится о нем, радость была какая-то первозданная, граничившая со слабостью, но душа тянулась к ней, а в голове мелькали разные силлогизмы, пока не зацепились за краеугольный камень: тяготение к естественности, крушение логических схем, выстроенных умом, не что иное, как суть бытия... Волна чувств вознесла его на гребень, и он спрятал лицо в Зосиных ладонях.
Иосиф потерял счет времени, но когда проснулся, понял: еще рано, по-утреннему красноватые лучи струились в щель между занавесками, солнце совсем недавно заглянуло к ним на второй этаж. Интересно, сколько он проспал? Мысленно подсчитал – получалось, часа три, не более. Однако спать нисколько не хотелось, кровь горячила голову, мысли начали метаться: неужели я так просто ввергся в тошнотворный мир обыкновенных смертных? Неслышно дыша, рядом спала Зося...
Иосиф сознался самому себе: мучит его то, что больше он не свободен. Свободу отняла Зося. сначала по капельке, а с сегодняшнего дня львиную долю, она возложила на него обязанность заботиться, беспокоиться о ней, с ней считаться... Зося спала очень красиво, как нарисованный ангел, ни разу не шевельнувшись, а он ворочался, ворочался и наконец около полудня случайно разбудил ее.
— Доброе утро, милый, – ласково сказала Зося.
— Зося. – отважился он. – Я обязан тебе сказать... Я, наверное, не смогу на тебе жениться.
— Почему? – улыбнулась Зося.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.