Пепел на раны

Виктор Положий| опубликовано в номере №1319, май 1982
  • В закладки
  • Вставить в блог

— Но ведь, пан...

— ...полковник, – подбодрил Зельбсманн.

— Но ведь, извините, пан полковник, – никак не мог выразить мысль Поливода, – эта белая повязка... все напялят, иной для видимости, откуда нам известны все подпольщики и активисты, да еще и те, кто пособляет партизанам? Им что: напялят для видимости, а потом снова за свое?

— Не беспокойтесь. Это уже наши заботы. Ваше дело – довести до сведения: белая повязка на рукаве – пропуск в этот мир, потому что для меня в данный момент Залесы – мертвые.

Такой развязки Андриан Никонович Поливода и вовсе не ожидал. «Может, это я к старости сделался таким тупым, – думал он, никак не решаясь тронуться с места. – И почему-то стою, когда задание ясно. Как ясно? То собираются всех, расстреливать, то белая повязка... Если уж всех, значит, всех, а потом пусть действительно на том свете выясняют между собой. А он возьмет да расколет мне сегодня село на мертвых и живых, и за свой страх, за испуг, за унижение живые из тех белых повязок совьют веревочку – что будь здоров, всю семью выдержит. А ему что? Он сядет и укатит.

И все же мое дело – исполнять! Леший его знает, пусть они сами голову ломают. Я не знаю, почему солнце всходит каждое утро, но знаю, что оно есть и взойдет, зачем тогда мудрствовать? Исполнять!»

– Своих родственников тоже не забудьте предупредить! – крикнул вслед ему Зельбсманн.

Светало быстро, Андриан Никонович не успел заметить, как утро сменялось днем. На хуторах гремели выстрелы и плыл дым. Полицаи, рывшие большой прямоугольный ров – страсть, как много их согнали, – спрятались почти по пояс. А ему кажется, будто стоит здесь сутки.

— Пошли со мной, – приказал Поливода своим залесским полицаям. Уцелев в мае, они просидели лето дома, ни во что не вмешиваясь, каждый занят собой, такие же лодыри, как и их комендант, поди, и винтовки поржавели, зачем, скажи, таких в полицаи набирают? Лишь бы для счета, – записался, сволочь, знать, дела делай, а не бока на печке пролеживай. Потому партизаны о них и забыли, что живут и голоса не подают. Так бы, наверное, и дольше жили, но теперь, когда сила прибыла, выползли, вишь, и винтовки среди кочерег отыскали, лихорадка б тебя взяла, кусок побольше урвать не терпится, с такими повоюешь...

— Да живо! – заорал, давая выход злости. – Я вас, хлопцы, приучу к порядку, нагулялись, теперь получайте! Думали, вас сие минует? На готовенькое захотелось?

— Дядько, вы о чем? Здесь такое делается, а вы?.. – оправдывались полицаи. – Вы разве не знаете? Такое было... Да и вы сами...

— Помолчите лучше... объездчики.

— Команды-то не было! – не выдержав, огрызнулся Конелюк.

— Поступит! Команда поступит! Не придется больше за чужой спиной прятаться.

— А куда мы идем?

— Для начала хотя бы и в эту хату.

— К Ваньке Явтушику? – не поверили полицаи.

К нему, к Ивану Явтушику-таки, в первую очередь вел полицаев Андриан Никонович, хотя почему именно сюда, и сам не знал, можно было бы заглянуть и в соседние хаты, к более пристойным людям, как-никак, Ванька Явтушик считался последним человеком в селе, горьким-прегорьким пьяницей, голым-голюсеньким, пропил все, что мог, мог бы и душу, но ее не вынуть, мог бы и хату, но ее с места не сдвинуть, дети голые, жена голая, только стыд тряпьем прикрывает. Но-таки к нему первому шел Андриан Никонович.

«А мне какое дело? – подогревал себя. – Сказали, я выполняю, а то, что первым иду к Ваньке, так ведь не было обусловлено, кому сообщить первому, да и белая повязка, скорее всего, подвох, немец не такой дурак, чтобы протягивать соломинку утопающему, а что за этим, я и знать не желаю, просто скажу Ваньке первому – пусть спасается».

В хате у Явтушика было тихо и пусто. Иван сидел на единственной скамейке, за непокрытым столом, жена, свесив ноги, – на голой лежанке, на печи прятались дети – сидели, словно кого-то ожидали, или о чем-то совещались, или стерегли, когда из угла появится буханка хлеба, на гостей и внимания не обратили.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Комсомольско-молодежные коллективы: диалектика развития

Речь Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР товарища Леонида Ильича Брежнева на XVII съезде профсоюзов вызывает энтузиазм, новый трудовой подъем комсомольцев, советской молодежи, всего нашего народа

Живая память

Письма из окопа, сохраненные на всю жизнь