Человек покорил вершину. Он шел к ней долго, спотыкаясь о собственные промахи и радуясь удачам, позади уже трудные раздумья, бессонные ночи, тот последний, что называется, тысяча первый опыт. Шел он не один, а в связке, как альпинист. И вершина сдалась. Но едва это случилось, впереди замаячила новая и тоже, как казалось вначале, недоступная. Потом он долго думал, что ученому в отличие от альпиниста нельзя считать пройденные вершины. Ему надлежит видеть будущее. Он никогда не был в горах. И профессия у него на первый взгляд самая прозаическая – инженер-гидродинамик. А вершина? «Вершина в науке – нечто неопределенное, – говорит Эдуард Щербинин. – Знаешь только, в каком направлении шагать, а долго ли, по каким склонам – крутым или пологим, что тебя ожидает впереди – радость победы или горечь поражения, – неизвестно. Восхождение всегда связано с риском. Но суть не в этом. Главное – движение, поиск, выбор той единственно верной дороги, которая может привести тебя к еще одной загадке природы и одновременно к ее объяснению».

Движение, поиск, выбор... В этом, пожалуй, весь Щербинин, в этом смысл его жизни, его работы, творческих планов и замыслов.

Свой первый, жизненно важный выбор Эдуард сделал еще в школе, когда из всех предметов отдал предпочтение физике. Второй – в Ленинградском политехническом институте. Он поступил на физико-механический факультет на кафедру гидроаэромеханики, но примерно к четвертому курсу, детально изучив предмет, понял, что гидродинамика, которой он увлекся, «перепахана» вдоль и поперек. Идти проторенной дорогой не хотелось, необходимо было найти новый ориентир всей дальнейшей работы. Выбор пал на раздел магнитной гидродинамики, связанный с изучением струйных и отрывных течений в магнитном поле. Это было нечто новое, малоизученное в науке.

Трудности в студенческие годы создают ученого, во всяком случае, шлифуют характер. Его сокурсник удивленно рассказывал мне: «Мы понимаем, что он взялся за дело, требующее особой, творческой самостоятельности, убежденности и веры в собственные силы, но, чего греха таить, и сомневались в правильности его выбора. Ведь успех, казалось, сопутствует тем, кто отмечен «божьим даром», чудакам, людям «не от мира сего». А он был вроде бы слишком прост, держался порой излишне скромно. Правда, на втором или третьем курсе его все же заметили, отличили, он возглавил комсомольскую организацию, делам которой, по нашему глубокому убеждению, был предан гораздо больше, чем науке. В общем, ни характером, ни обликом не соответствовал тому стереотипу ученого, который выработался в нашем представлении». Сам Щербинин считает для себя переломным моментом обычный дневной киносеанс в маленьком клубе, где он впервые увидел «Девять дней одного года». Образ Гусева напомнил отца, собственное, довольно безрадостное детство, – мать получила похоронку, когда Эдику исполнилось всего три года, – и натолкнул на мысль, вернее, окончательно сформировал ее, что наука – это творчество, это умение и смелость взять, на себя ответственность за выбранный путь, за полученные результаты. В начале 70-х годов магнитной гидродинамикой занимался единственный в Союзе институт – Институт физики Академии наук Латвийской ССР. Его и выбрал Щербинин. И для прохождения преддипломной практики, а затем и для дальнейшей работы.

Молодого ученого встретили радушно – институт только начинал свою творческую биографию, испытывал, как говорится, муки становления. Эдуарда зачислили в лабораторию магнитной гидравлики, которой руководил кандидат физико-математических наук Лиелаусис.

– Чем вы намерены заниматься? – спросил он Щербинина при первой встрече.

– Струйными течениями в магнитном поле, – не раздумывая, ответил новичок.

– Прекрасно. – И Лиелаусис тут же пояснил новоиспеченному сотруднику новоиспеченной лаборатории причину своего вопроса. – Вы начинаете свою деятельность практически на голом месте...

В этом утверждении не было преувеличения. Правда, с некоторыми оговорками. Струйными течениями в магнитном поле занимались и до Щербинина, но работы ученых в силу различных причин, не найдя – должного применения, были преданы забвению. Надо сказать, что такие случаи в науке далеко не единичны и отнюдь не парадоксальны.

– Так вот, – говорил заведующий лабораторией, – вы начинаете на голом месте... В этом есть свои плюсы и минусы. Минус – одиночество, отсутствие признанных авторитетов, которые подстегивали бы вашу мысль. Плюс – неограниченность сферы действия, абсолютная свобода в поиске. Воспользуйтесь этим преимуществом. «Здоровый глаз, – как

говорил Гете, – сразу может увидеть то, чего приглядевшийся не видит более». Это первое. Второе: по тем же вышеуказанным причинам вы лишаетесь

научного руководителя...

Столь неожиданная постановка вопроса, однако, не смутила Эдуарда. Он никогда не жаловался на трудности и временные неудачи. Он умел и умеет встречать их по-деловому – без паники, без излишних эмоций. Он быстро перестраивается, отступает и, собравшись с силами, четко и беспристрастно проанализировав обстановку, вновь переходит в наступление. Одним словом, на неудачу всегда реагирует одинаково – работой. В этом он достойный ученик своего учителя – заведующего кафедрой гидроаэромеханики Ленинградского политехнического института профессора Л. Г. Лойцянского, чья научная школа известна не только у нас, но и за рубежом. «В стенах института вы обязаны не просто учиться, – любил повторять Лойцянский своим ученикам, – но еще и учиться умению учиться. В противном случае вы останетесь вечными студентами». Щербинин не пренебрег заповедью учителя и, кроме глубоких, фундаментальных знаний, вынес из института способность быстро перестраиваться, осваивать смежные дисциплины, экономить время, четко и логично формулировать свои мысли, задачи, выводы, предположения, давать точную оценку новым фактам и гипотезам, то есть то, без чего немыслима сегодня работа ученого. Поэтому утверждение, что молодой научный сотрудник остался, так сказать, без научного руководителя – «плыви, мой челн, по воле волн», – не совсем верно. Он пришел в Институт физики не слепым мальчиком, которому требовался поводырь, а вполне самостоятельным, созревшим для серьезной работы человеком. Пришел с собственной научной темой, точно поставленной задачей и с огромным желанием решить эту задачу в самые кратчайшие сроки.

Через три года Эдуард Щербинин защитил диссертацию. За ним закрепили двух аспирантов – выпускника Московского физико-технологического института Иманта Буцениекса и выпускницу ЛГУ имени П. Стучки Елену Шилову. Первое время молодые аспиранты работали как бы врозь – каждый разрабатывал свою тему. Затем объединились в группу и, когда стало ясно, что генератором всех идей является Щербинин, безоговорочно признали его своим лидером. Шилова занялась расчетами, Буцениекс – экспериментальной частью. – Я бесконечно благодарен судьбе, что она столкнула меня с Эдуардом Щербининым, – говорит Имант Буцениекс. – Он открыл мне истинные перспективы в математической логике, помог освоить и увидеть всю ее глубину. В наше время все чаще задумываются над психологией творчества. Так вот, Щербинин, по-моему, может служить моделью для изучения этого процесса. Если ему на голову падает яблоко, то он думает не о шишке, которую оно ему набило, а о силе, которая заставляет яблоко падать.

И требует этого от других.

Да, когда вопрос касается дела, Щербинин строг и принципиален. И рьяно заботится о том, чтобы ученики, аспиранты не просто прислушивались к его мнению, не просто учились, а чтобы сами работали творчески, как можно быстрее вырабатывали свой, индивидуальный научный почерк. По его инициативе в институте был создан семинар молодых ученых. Комсомольцы – средний возраст ученых в институте 27 лет – с интересом отнеслись к возможности высказать перед маститыми коллегами свои сомнения и надежды, пожелания и мысли.

В 1944 году академик Л. Д. Ландау дал точное решение задачи об истечении струи из конца тонкой трубки (струя Ландау). Эдуард Щербинин вознамерился найти точное решение для магнитогидродинамического аналога струи Ландау. Решение этой задачи привело ученого к любопытному открытию. Он обнаружил, что в жидкой среде вихревая электромагнитная сила создается в результате взаимодействия электрического тока с собственным магнитным полем, то есть жидкость приходит в движение, если по ней пропустить электрический ток. Наличие внешнего магнитного поля при этом вовсе не обязательно.

Можно было ликовать – победа! – но Щербинин не мог и слова вымолвить: не верилось, что так обыденно и просто совершаются открытия.

– Надо еще не раз проверить, – сказал он Буцениексу, пришедшему с поздравлениями.

Они соорудили нечто среднее между корытом и бассейном, по бокам расположили электроды и погрузили в жидкость собственной конструкции тримаран-систему из трех конусов, жестко скрепленных между собой. И тримаран... поехал.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.