Натка! Никак Натка! – ахнула, останавливаясь у калитки, немолодая женщина. Коротко звякнули дужками ведра, поставленные на землю, глухо тукнулось коромысло, на ходу прислоненное к забору.

– Я, тетя Стеш, я, – припала к ее плечу Наталья Ивановна.

– Мать вспомнила... И то – шутка ли! – два года пролетело. Аккурат сегодня два и исполнится... Уж не потому ли ты? Да чего стоишь? Иди в избу-то, я сейчас. – Тетя Стеша наклонилась к ведрам. – А сынок? Где ж Саня-то? Никак с кем оставила?!

– Нет, тетя Стеш, он еще с детсадом на даче. Пятнадцатого вернутся... Вот я пока и выбралась.

– На да-аче, – неопределенно протянула тетя Стеша и заторопилась: – Ну и ладно, ну и хорошо. Да проходи, тебе говорят, в избу-то.

– Я потом, сначала... к ней...

– Ну-ну, иди, Натка, – пристально вглядываясь в лицо Натальи Ивановны, чуть ли не сурово произнесла тетя Стеша, – заждалась она.

На кладбище Наталья Ивановна пошла огородами – не хотела кого-нибудь видеть. Шла, не замечая частого и злого, сыпавшего в лицо дождя, шла, глядя прямо перед собой невидящими глазами, стараясь сохранить, сберечь в себе ту боль, ту горечь позднего – за два года ни разу не выбралась!- – раскаянья, то яростное – как никогда раньше – сознание невосполнимости утраты и вместе с тем горькую радость предстоящего свидания с материнской могилой...

Очень скоро деревня осталась позади. Прервавшись было до узкойтропки, за перелеском дорога вновь расширилась. Была она песчаная и оттого сухая, – лишь потемнела от дождя. Ярко поблескивали на сыром песке мокрые осенние листья. Уже белел вдали памятник над братской могилой, а за нею чернел неровный частокол кладбищенских крестов.

Мать не раз рассказывала Наталье Ивановне, еще девочке, какое множество заледенелых трупов перевезли они, бабы, на санях к этой братской могиле в том «растреклятом» сорок первом году: «Возим-возим, а им, веришь, конца нет!..» А она, Наташа, родившаяся в том же «растреклятом», так никогда и не увидевшая – пропал без вести в сорок втором – своего отца, помнит лишь торжественное открытие белого памятника на этой братской могиле.

Было это ветреным майским днем в десятую годовщину Победы. В ярком свете, у самых глаз, трепетал и рвался повязанный поверх пальто красный галстук. Впереди собравшихся застыли не по-весеннему – во все черное – одетые женщины. Среди них была и мать Наташи. Чужой, остекленевший взгляд, исступленно сжатые у горла темные руки. Может быть, в этот день она хоронила, наконец, своего мужа, а может быть, снова молила его вернуться домой, пожалеть ее изболевшееся сердце.

Отзвучали торжественные речи, уехало районное начальство, а расшумевшееся под обрывом озеро еще долго старалось перекрыть причитания и стоны оставшихся у могилы женщин. И было жутко: пронзительно-синяя высь, весенние цветы вокруг, гуляющий в солнечном свете ветер, но под всем этим – скорбный, рвущий грудь вой.

В тот день Наташа впервые серьезно задумалась о судьбе своего отца, а после нередко прибегала к братской могиле с букетом то полевых цветов, то садовых, а то и просто с охапкой еловых веток. Вот и сейчас, подходя к кладбищу, Наталья Ивановна заметила сочные гроздья калины и остановилась возле нее наломать для двух могил – для могилы матери и для той, братской.

Все так же развевались ленты матросской бескозырки на белом, из гипса, памятнике, и все так же поверх автомата спокойно лежали руки матроса. И показался он Наталье Ивановне очень родным, очень близким, – только вроде бы стал он теперь почему-то чуть меньше ростом.

Вот так же, подумала Наталья Ивановна, где-то на своей, на чужой ли земле лежит солдат-пехотинец Иван Строгалев, ее отец, и незнакомые люди приходят поклониться ему, как приходит сюда она.

На кладбище держалась чуткая, печальная тишина. Только за высоким обрывом, где похоронена была мать, тяжело дышало непокойное сегодня озеро. Трава на кладбище, еще совсем зеленая, густая и высокая, полегла от дождя волнистыми прядями – резиновые сапоги Натальи Ивановны сразу же засверкали густым черным блеском. Она шла, стараясь не наступить на почти сровнявшиеся с землей могильные холмики. Впервые за много лет Наталья Ивановна с удивлением отметила, что не только на этих, без крестов, заброшенных и забытых по давности лет могилах, но и на поздних, с деревянными, промокшими и оттого черными крестами и металлическими памятниками, не было привычных кладбищенских табличек с именами и двумя через черточку написанными датами. Но и без них, без табличек, Наталья Ивановна все равно узнавала иные холмики. Вон под тем, что за голубой оградкой, похоронен дед Анисим, который когда-то плел для нее, для девчонки, замечательные лукошки и лапотки для самодельной ее куклы, а там, под рябиной с еще бурыми гроздьями, лежит лучшая, подруга ее матери – тоже вдова, похороненная лишь на год раньше матери. Сколько песен они вместе спели, сколько слез пролили!

Попадались таблички с простыми, бесхитростными словами: «Дорогому папе от сына Анатолия»; «На вечную память дорогой маме от детей Шуры, Гриши, Оли, Нисы». И, читая их, Наталья Ивановна почему-то думала не об умерших, что лежали в земле, а о живых, горестных и притихших, что провожали их когда-то в последний путь.

Могилу матери Наталья Ивановна узнала издали – рядом с нею стояла неширокая, на трех березовых, все еще белоснежных ножках скамейка. Разросшийся за два года сиреневый куст с уже побуревшими листьями и такими же бурыми, оставшимися от соцветий метелками выглядел жалостливым и озябшим. На свежеосыпанной желтым песком могиле – видно, тетя Стеша и тетя Поля, подруги и соседки матери, еще вчера побывали здесь – стоял простой деревянный крест. Под крестом, на песке, лежало умытое дождем крупное яблоко, точно такое же, какое Наталья Ивановна заметила у ног матроса над братской могилой.

– Прости... что так долго, – прижала к груди мокрые ветви калины Наталья Ивановна, и сердце под ними замерло, невольно затихло.

Она положила ветки на песок, машинально подняла со скамьи ржавый, плотно прилипший к ней дубовый лист, но не бросила его, а села и начала отыскивать глазами дерево, с которого тот слетел. На краю обрыва, совсем недалеко от материнской могилы, она и в самом деле заметила небольшой, но крепкий и еще зеленый дубок.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.