Ижора

Красоткин, даже Малашин не «сделали» из меня стоящего кузнеца – тому есть много разных причин. Зато именно они сделали гораздо большее – научили меня любить и уважать труд, хотя и до них у меня были учителя. И еще я знаю, что если и прощу себе что-то, сделанное кое-как, люди, с которыми я работал, у которых учился, эти люди не простят, хотя и промолчат при встрече...

Но вернемся назад, в предвоенные годы. За первым блюмингом последовали другие. В это время завод также выпускал кузнечно-прессовое оборудование, было освоено производство валков холодной и горячей прокатки, железнодорожных цистерн, горизонтальных ковочных машин, траловых лебедок. Продолжал завод выпускать буксиры, землесосы.

В 1940 году Ижорский завод был награжден орденом Ленина.

«Нельзя объять необъятное», а Ижорский завод поистине необъятен! Однако нельзя также и пропустить Отечественную войну, которая явилась тяжелейшим испытанием для ижорцев.

В первые же дни войны более восьми тысяч рабочих завода подали заявления с просьбой отправить их на фронт. Из ижорцев были сформированы: 72-й Краснознаменный отдельный артиллерийский пулеметный Ижорский батальон; 73-й, 74-й и 75-й истребительные батальоны; 14 сандружин и 2 группы медсестер. Более чем наполовину ижорцами были укомплектованы три отдельных пулеметно-артиллерийских батальона.

Оставшиеся на заводе продолжали работать, выпускать продукцию, необходимую армии. Завод находился в четырех километрах от передовой линии фронта.

29 августа 1941 года на заводе разорвался первый вражеский снаряд.

23 января 1944 года около заводской турбины разорвался последний снаряд врага.

За время войны на территории завода разорвалось 8942 снаряда и 67 авиа бомб.

Около шестидесяти процентов производственных зданий и оборудования было почти полностью уничтожено; разрушены сталелитейный, чугунолитейный, кузнечный и другие цеха.

Ущерб, нанесенный предприятию в результате разрушений, выразился в сумме 300 254 874 рубля.

А завод работал 27 июля 1944 года была выдана первая после трехлетнего перерыва плавка. Выдал эту плавку один из старейших сталеваров, Данила Александрович Булгак.

Я хорошо помню Колпино сразу после войны. Развалины, развалины, развалины... Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что будь это не Ижорский завод, а какой-то другой, он не был бы восстановлен столь быстро. (Уже в 1951 году был превышен уровень производства 1940 года.) По крайней мере потребовалось бы многократно больше сил и средств. Тут сказался характер ижорцев, их преданность своему заводу, который никогда не был для людей только местом работы и даже «вторым домом», но был всегда смыслом жизни. Не отрицаю, что пристрастен. Однако и посторонние люди отмечают, что коллектив ижорского завода – особенный коллектив.

Не всегда и не все ладилось на заводе. Бывали и трудные времена, когда ижорцы не выполняли план, когда завод был убыточным предприятием. Этому есть множество причин, и среди них действительно объективные: плановые органы не учитывали, что Ижорский завод практически не выпускает серийной продукции, вся продукция – на штуки, что так называемая «малая металлургия» требует гораздо больших затрат. Однако никогда ижорцы не обращались в вышестоящие органы с просьбой «откорректировать» план. Сколь бы сложные проблемы ни стояли пере/] коллективом – коллектив решал эти проблемы сам.

В связи с трудностями, возникшими на заводе, в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов родился проект превратить Ижорский завод в сугубо металлургический.

Вспоминая это время, бывший до недавнего времени директором завода Герой Социалистического Труда Сергей Александрович Форисенков писал: «...Все это правильно, тем более что на заводе работают крупные специалисты-металлурги. Но ижорское машиностроение является традиционно русской инженерной школой. Завод умеет все, может сделать любую машину, готов в любую минуту приняться за решение самых сложных проблем машиностроения. Можно ли разрушать такую инженерную школу? Отвечает ли это государственным интересам? Когда стало известно, что решается судьба завода, мы ожидали, что наши металлурги захотят выйти на самую широкую дорогу своего, так сказать, профиля, отмежуются от машиностроителей. Этого не случилось. Мнение было общим и единодушным: надо взять на свои плечи обеспечение Ленинграда самыми крупными заготовками, а вместе с тем развивать машиностроение. Это была борьба за завод, борьба не за личные судьбы, а за то, чтобы русской инженерной школе не был нанесен ущерб. Буквально каждый стал экономистом, подсчитывал выгоды, какие получит страна, если одновременно будут развиваться и металлургия и машиностроение...»

В 1967-м, юбилейном году Советской власти выпуск продукции вырос по сравнению с 1913 годом в 14,6 раза. В последние годы ижорцы выпускают мощные карьерные экскаваторы нескольких модификаций, роторы для сверхмощных турбогенераторов, прокат черный и цветной, различные трубы, высоколегированную сталь, оборудование для предприятий тяжелого машиностроения, здесь освоена кессонная формовка, производство крупных слитков методом электрошлакового переплава, ковка уникальных слитков весом до 200 тонн, изготовляются различные прессы, прокатные станы, оборудование для химической и судостроительной промышленности.

Сегодня Ижорский завод – это флагман атомного энергостроения.

Была весна, март. В этот день я в последний раз приехал на Ижорский завод. Походил по территории, зашел в цех, где работает мой брат. Посмотрел, как он трудится, потом пообедал с его бригадой.

Я прощался с заводом, потому что именно в тот день дал себе слово никогда больше не бывать здесь. И случилось так, что именно тогда, прощаясь, я вдруг понял, что детская убежденность в том, что Ижорский завод самый большой и самый старый, вовсе не иллюзия.