Миллионы лет прошли, пока наша жизнь сложилась такой, какой мы ее знаем. И сегодня наука стремится дойти до корней эволюции, до того ничего, откуда пошло все живое. Причем дойти экспериментально. На первом этапе ей надо обнажить все тончайшие связи, соединяющие живой организм со средой обитания. Вопрос в том, «при каких условиях генетическая система может быть разрушена...».

Таким образом, мы возвращаемся к проблемам устойчивости, равновесия и прочности защитного барьера. Ведь человек – тоже генетическая система, которая имеет свой предел устойчивости.

Сегодня молекулярная биология, генетика смущают нас своими возможностями, вероятно, в большей мере, чем ядерная физика. Может быть, опять все дело в том, что с ядерной физикой мы уже в мыслях как-то «сжились», а молекулярная биология и генетика еще слишком молоды для того, чтобы мы хладнокровно обсуждали практические перспективы? Давайте проведем мысленный эксперимент: оставим на время новейшие науки и совершим экскурс в недавнее прошлое – лет на сорок назад. Посмотрим, какова была эмоциональная реакция общества в тот период, когда ядерная физика из «чистой» теоретической науки стала превращаться в науку практическую.

Пытаясь пройти путь к управляемой ядерной реакции, ученые нашли путь к неуправляемой реакции. То есть прежде чем удалось направить энергию ядра на созидание, нашли практическую возможность – попросту дали выход этой энергии – использовать ее как разрушительную силу. И ужаснулись этой силе. Сколько драматических и трагических конфликтов в тот период возникло в самой среде ученых, которые сравнительно незадолго до того этапа дружно работали в той же самой области исследований внутри ядерной энергии! Сколько самых страстных и обоснованных предложений делалось с целью ограничить или полностью запретить дальнейшие исследования в этом направлении! Несмотря на это, достижения науки получили логическое практическое завершение: было создано ядерное оружие. Можно говорить об известных причинах, которые ускорили процесс создания ядерного оружия, но это разговор только о сроках. Сейчас, по прошествии десятилетий, можно предположить, что в тот период мораль вступила в известное противоречие с логикой. Логика развития предполагает последовательный переход в сторону от простого к сложному, поэтому и научный поиск управляемой ядерной реакции вряд ли мог перескочить через этап неуправляемой ядерной реакции. По сей день основные научные силы в области ядерной физики занимаются – теперь уже вплотную – поиском управляемой ядерной реакции. То, что рождено наукой, наукой же может быть и нейтрализовано на более высоком этапе развития. Как ни парадоксально это звучит, но сам факт появления атомного оружия вовсе не нарушает закономерности развития науки и общества в целом. Осложняет, но не нарушает. Но до тех пор, пока наука же не будет способна нейтрализовать потенциальную угрозу, человек живет в опасной временной зоне. И тут уже решающим фактором безопасности является состояние общества.

Можно по-разному изучать состояние различных общественных систем, сопоставлять известное, но все это – независимо от того, отдаем мы себе в этом отчет или нет, – означает, что мы пытаемся познать структуру и прочность защитного барьера общества. Вероятно, это самое сложное из всего, что можно пытаться познать на современном этапе, и мы можем только наблюдать те или иные проявления действия этого сложного защитного механизма. И как несомненную тенденцию к ликвидации любой серьезной опасности мы увидим постоянное стремление к равновесию и устойчивости.

Нечто похожее происходит сейчас в отношении общества к исследованиям в некоторых областях молекулярной генетики. Аналогии с ядерной физикой весьма прозрачны. Идентичен уровень проникновения в материю. Различие в том, что физики имеют дело с так называемой неживой материей, генетики – с живой. И это снова грозит миру потрясением основ. Если в области исследований эволюционной генетики животных все пока более или менее спокойно (тоже до поры до времени – дело ведь в уровне познания: сегодня спокойно, завтра могут возникнуть такие сложности, о которых сегодня мы и не подозреваем), то, например, область «генной инженерии» уже сейчас вызывает ряд опасений. В чем эти опасения состоят, мы не будем подробно излагать: об этом много писалось и пишется. Интересна повторяемость опасений и реакции на них. Недавно группа американских ученых, работающих в области «генной инженерии», обратилась к своим коллегам с призывом прекратить эксперименты в этом направлении, хотя «генная инженерия» – чрезвычайно перспективная область исследований. Нетрудно понять мотивы, которыми руководствуются американские генетики: всегда можно оценить нравственную позицию ученого, который стремится предупредить общество об опасности. Но трудно согласиться с практическим предложением прервать или «заморозить» исследования. Процесс развития науки необратим: не в одной стране, так в другой, не на этом участке исследований, так на соседнем ученые неизбежно снова столкнутся с теми же проблемами. Это проблемы, с которыми наука самостоятельно справиться не может. По сей день решение подобных проблем зависит во многом от того, какова нравственная позиция общества и в какой мере нравственная позиция самого исследователя совпадает с позицией общества. Отвечая на вопросы корреспондента «ЛГ» («ЛГ» № 9, 26 января 1975 года), директор Института эпидемиологии и микробиологии имени Н. Ф. Гамалеи, академик АМН СССР О. Бароян заметил: «Мне думается, что если ученые искренне озабочены судьбами человечества, то единственная реальная возможность – это полная гласность исследований по «генной инженерии». Ведь когда тем или иным научным методом владеют все, тогда в значительной степени теряется и сознание своего превосходства и искушение воспользоваться им – ведь любая сторона может сделать то же самое». И далее: «Я целиком на стороне той, пока еще не слишком многочисленной группы западных ученых, которые, увидев потенциальные опасности своей работы, сами становятся политиками, предупреждают общественность о возможных угрозах, формируют общественное мнение, активно влияют на решения своих правительств.

Что касается исследователей в социалистических странах, для них вообще вся проблема предстает несколько иначе! Возможность злонамеренного использования достижений науки исключается самими гуманистическими принципами, лежащими в основе социалистического общества. Если же говорить об опасностях, которые связаны с разного рода случайностями, тут требуется серьезное обсуждение специалистов... В конце концов это чисто «технический» вопрос, хотя, как это часто бывает в современной науке, и имеющий колоссальное общественное значение».

Это позиция.

Сегодня нравственная позиция общества – это фундамент, на котором наука возводит свое здание. И чем этот фундамент прочней, тем выше здание на нем можно построить.

Разговаривая с учеными, я непроизвольно думал о том, что вся моя работа сводится к тому, чтобы привести свои представления о реальности в соответствие с самой реальностью. Даже такое, скажем, привычное понятие, как «фантастика», здесь, в Институте генетики и цитологии, требовало существенных уточнений. То, что на опытной ферме живут звери немыслимых расцветок, и даже не столько это, сколько тот факт, что эти звери в определенном смысле представляют уже островок искусственно созданной фауны, – это не фантастика. Это реальность. То, что можно «сделать» белую мышь, идентичную той, которую произвела на свет природа, – это тоже не фантастика. Чистой фантастикой, например, представляется возможность получать в Иркутской области урожаи пшеницы по 60 центнеров с гектара. Но и это реальность! Во всяком случае, группа сибирских генетиков-селекционеров, которой руководит Ольга Ивановна Майстренко, вывела сорт пшеницы, которая на опытном участке в Иркутской области дала именно такой урожай с гектара... Вообще само по себе отношение ученых-генетиков к понятию «фантастика» весьма специфично: то, что уже сделано, то, что делается сегодня, – это реальность. Как бы ни ошеломляла она человека, непричастного к науке, но это реальность! То, что будет делаться завтра, – это фантастика. Не через пятьдесят лет, не через десять лет, а завтра – все равно фантастика! В самом этом отношении к настоящему и ближайшему будущему скрыта особенность современной науки: потерялись сроки. Все прогнозы развития генетики, которые крупнейшие ученые давали в пятидесятых годах, не подтвердились в сроках: почти на всех важнейших направлениях генетика развивается гораздо быстрее, чем предполагалось еще двадцать лет назад. Сейчас мало кто из специалистов решится прогнозировать даже близкое будущее. Веками человек накапливал знания, и, вероятно, существует некий порог накопления, за которым начинается этап самых неожиданных – в общем смысле фантастических – превращений. Несмотря на свою молодость, генетика – одна из тех наук, которая сейчас стоит перед таким порогом.

Ученик академика Д. К. Беляева двадцативосьмилетний кандидат наук, сотрудник лаборатории эволюционной генетики животных Анатолий Рувинский на мой вопрос, что ему сейчас представляется фантастической темой в исследованиях, немного подумав, сказал: «Проблема «молчащих» генов». Его дисциплинированный, еще не знающий усталости профессиональный ум исследователя, как мне показалось, не сразу перевел в какие-то привычные ему понятия сочетание «фантастическая тема». Но когда он начал говорить о существовании «молчащих» генов, о том, как хотелось бы узнать, какую они несут информацию, почему эта информация не реализуется, при каких условиях она может быть реализована и какие возможности скрыты природой в генетической системе, – когда он говорил об этом, я ощущал жгучий интерес исследователя, мечтающего подняться еще на одну ступень познания. И я понял, что мой термин «фантастическая тема» он принял чисто условно и что для него это никакая не фантастическая тема, а скорее программа дальнейшей, весьма интересной и перспективной работы.

Слушая Анатолия Рувинского, я думал о том, что всех ученых, с которыми мне здесь удалось побеседовать, независимо от того, к какому научному поколению они принадлежат и в какой области исследований проявляются их профессиональные интересы, объединяет очень четкое, ясное и прочное чувство своей позиции. Это было моим самым сильным ощущением, которое ученый секретарь института Людмила Кузьминична Антипова сформулировала просто и естественно в нескольких словах. «Работа всегда предметна, – сказала она, – и всегда есть что делать на тысячу лет вперед».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.