Андрей остался один. В лесу что-то сухо и коротко треснуло. Это, наверное, мороз разорвал дерево. Мерещилось, что где-то поблизости бродят волки. Не их ли сверкающие мертвенно-зеленым блеском глаза видны вон там, среди сугробов? Нет, это, кажется, мерцают звезды. Он попробовал разжечь костер, чтобы согреться, но проклятые щепки никак не хотели разгораться, и он бросил эту затею, удивляясь тому, как ловко и быстро умел разводить огонь Чума...
Но почему он так долго не возвращается? Что могло случиться? Надо, пока не поздно, возвращаться к трактору! Скорее, пока ветер еще не занес следов Чумы! Андрей взвалил мешок с продуктами на спину...
- Ты куда? - Выросший из снежного вихря Чума смотрел на него с изумлением. - Топай за мной! Пропадем, если до нашей гостиницы вовремя не доберемся. Буран будет.
И Чума пошел вперед.
Никогда еще Андрею не было так трудно, как в эту ночь, на этой треклятой дороге, но он все же старался не отстать от Чумы.
Некоторое время они шли в полосе затишья, их, наверное, прикрыла от ветра какая-нибудь сопка. Почувствовав себя увереннее, Андрей хотел даже взять у Чумы мешок с продуктами, помочь ему, но именно в эту минуту вновь забуранило так, что он даже не смог открыть рот. Неожиданно Чума остановился и стал на колени. «Конец, - подумал Образцов, - парень выбился из сил и уже не сможет сделать дальше ни одного шага». Но, странное дело, тракторист вдруг стал разгребать снег рукавицами, а затем разогнулся и радостно заорал:
- Нашел-таки!
В его руках была лопата, самая обыкновенная деревянная лопата. Передохнув, он принялся разгребать снег. Он сопел и фыркал, чуть ли не с головой исчезая в сугробе, и наконец сказал:
- Входи!
Андрей недоверчиво усмехнулся и подождал, пока его спутник войдет первым. «Гостиница», куда они попали, представляла собой обычную избу из толстых, едва оструганных бревен. Чума, пошарив где-то руками, нашел свечку и зажег ее. Андрей увидел два деревянных топчана с матрацами и толстыми ватными одеялами, две табуретки, столик с кастрюлями и железную бочку, переоборудованную в печку. В печке лежали аккуратно сложенные щепки, а перед ее дверцей - сухие дрова. На столе стояла кастрюля со льдом и кусками сырого мяса. На полке - чайник, тоже со льдом, и плитка чая. «Уму непостижимо! - изумился топограф. - Кто же это так заботится о тех, кто в пути?»
Чума чиркнул спичкой, и в тот же момент, словно только и ожидала этого, печка радостно загудела. Вскоре в таежной «гостинице» стало тепло и даже уютно. Потолок в избе нависал так низко, что Андрею приходилось наклонять голову, чтобы не удариться лбом о поперечную балку.
Растопив лед и налив воды в кастрюлю с мясом, тракторист сказал:
- Эх, жаль, что картошки и бураков нет! Сделал бы борщ, настоящий, красный, украинский. Впрочем... - Он полез в свой мешок и достал пакетик пахучего лаврового листа и железную баночку с черным молотым перцем. По-хозяйски расположившись у печки, помешал в кастрюле ложкой и довольно усмехнулся, Андрею показалось, что тот уже забыл и о брошенном на дороге тракторе и о только что пройденном пути.
- Почему ты об украинском борще вспомнил? Ты что, с Украины?
- Нет, здешний. С Сучана. Отец шахтером был. Он, правда, сильно на казака смахивал и даже чуб носил.
- А зовут-то тебя как? Который день в пути, вместе в беду попали, а фамилии твоей я так и не знаю.
Тракторист насторожился:
- Беды никакой пока нет! Понял? Какая тут беда, если мы с тобой ужинать в тепле собираемся!
- А зовут-то как все-таки?
- По паспорту Петром Чумаковым значусь, ну, а на Колыме Чумой для краткости зовут. Я, впрочем, не обижаюсь. Это не по злобе.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.