На пустыре

Ленька сам повел их к своему дому. На шум выскакивали соседи, что - то спрашивали, возмущались, гвалт стоял невообразимый. Отец вышел скособоченной своей походкой, угрюмо и тяжко посмотрел Леньке в глаза, отчего у того все заныло внутри, и сдавленно спросил:

- Разбил машину? - Он был человеком стреляным.

- Нет! - заорало сразу несколько голосов. - Не хватало еще, чтобы этот сукин сын ее разбил.

Кто - то уже вызвал участкового, и тот, записав свидетелей, повел всех в отделение. Ленька знал, что расплата будет суровой. И не только в милиции. Отец был человеком крутым и рассуждал так: сумел нашкодить - умей и ответить.

В отделении молоденький лейтенант, долго не раздумывая, сел за стол и, достав из планшета бумагу и ручку, приготовился писать протокол. Увидев это, отец в сердцах двинул Леньку по уху, но милиционер остановил его.

- Зуботычинами сейчас не поможешь. Если бы все так легко было, преступность бы еще в средние века вывели...

Участковый задавал вопросы потерпевшему, свидетелям, Леньке, уточнял, переспрашивал и все время неодобрительно покачивал головой.

- Вот что, Леонид, - сказал он сухо, но выразительно, - за такие дела отвечать приходится...

Но отвечать Леньке все - таки не пришлось. Как только они с отцом вышли из милиции, а уходили они последними, отец, тяжело шагая и бранясь, сразу направился к дому. Там он достал из холодильника еще непочатую поллитровку и хмуро оглянулся на Леньку.

- А ну, за мной...

Было уже поздно, и хозяин машины вышел на стук в полосатой пижаме. Всем своим видом он выражал недовольство и нетерпение. Однако Краюхин - старший ни унижаться, ни умолять его не стал, а лишь скорбно разводил руками и немногословно взывал к мужскому сочувствию: ну, что, мол, ему делать, если стервец сын такое сотворил? Проучить его? Уж он, Краюхин, проучит, не беспокойтесь. Но зачем же под статью подводить? Ведь только шестнадцать малому, жалко оглоеда, да и озорство это было - сам машину пригнал!

Отец примирительно и просящее посмотрел на хозяина машины и бедовым - эх, была - не была! - жестом стукнул левой рукой по донышку бутылки, а правой поставил ее на кухонный стол. И тот, протяжно вздохнув, достал из шкафчика пару граненых рюмок, словно ставя под текстом мирного договора две завершающие печати.

На следующий день владелец машины пошел к участковому и, попросив вернуть заявление, долго и сбивчиво уверял, что он, дескать, совсем забыл, склероз замучил - ведь мальчишке еще две недели назад обещал разрешить покататься на своей машине.

Ленька полагал, что после этой истории ребята начнут избегать и чуждаться его. Но дня через три возле трансформаторной будки ему встретился Васька Ложкин и дружески протянул руку:

- Здорово, Леньк... Шуму - то подняли...

У Леньки отлегло от сердца: оказывается, приятель не судил «го вовсе, больше того, жалел и оправдывал. Потом они свистнули в окно Женьке Кравченко, и тот, спустившись, виновато зашмыгал носом.

- Мать на улицу не пускала. «Будешь, - говорит, - водиться с Краюхиным, руки на себя наложу...» Испугала!

В первые дня после этой истории каждый из ребят, напуганный внезапным оборотом дела, мучительно колебался: а не лучше ли избегать таких опасных выходок? Но еще больше довлел над ними страх оказаться трусом в глазах приятелей. И подростки, фрондируя друг перед другом, глушили в себе подспудные сомнения, незаметно приближаясь к скользкой стезе хулиганства. Это было тоже «преодоление себя», но вопреки привычному, высокому смыслу слова преодоление навыворот.

Ленька тоже прошел через эти сомнения и поэтому был вдвойне доволен реакцией друзей. Но интуиция подсказывала ему, что, прекрати он подтверждать в дальнейшем свое, теперь уже выстраданное, первенство, все его лавры заводилы н главаря померкнут и потускнеют, как никелированный бампер на машине неряхи шофера. Слава требовала жертв...

Вскоре у них завелся еще один дружок, к их вящему удовольствию, с гитарой. Ваня Туркин играл громко и скверно, но какая ж компания без музыки! Стали примыкать к ним и другие ребята. А чем их становилось больше, тем наглее бренчала гитара и оглушительнее раздавались переходящие в сплошной вопль песня, свист и улюлюканье.