Черт-те что, ветер должен отходить, а он заходит! – сокрушался Алексей Борисович Перевозчиков, капитан «Седова». Он расхаживал по мостику, глядел вверх на обмякшие паруса, и лицо у него было встревоженным. – Так хочется удержаться в семидесяти процентах, а он, стервец, играет с нами! По прогнозам, ему уже давным-давно пора быть за кормой, а он заходит в нос, видите?

Вижу. Флюгерок, укрепленный на клотике первой грот-мачты, развернулся чуть ли не навстречу нашему движению. Ветер не жмет в паруса, он их лениво обтекает. А так надо сохранить эти семьдесят процентов, то есть время хода только под парусами. Мы в наших планах и мечтах готовимся к очень дальним плаваниям.

На мостике появляются старпом Максимов, старший штурман Цауне и старший боцман Ловцов. Стоим глядим вверх, а боцман Ловцов – на капитана, и взгляд его полон тревоги. По прибытии в порт судно становится в ремонт. И чтобы под дождем и снегом паруса не сгнили на реях, их «срезают» (такое ужасное слово!), убирают в кладовые. Капитан нервно ходит взад-вперед, он все понимает. Хлынет ливень, паруса намокнут, их нельзя «срезать», пока не просохнут, а чтобы они просохли, надо идти под парусами, а чтобы идти под парусами и успеть к назначенному сроку в Ригу, нужен попутный ветер, а ветер – вот напасть – крутится вокруг...

– К ночи ветер отойдет за корму, – с неожиданной уверенностью говорит капитан. – И мы побежим! А если дождь и будет, то не долгий, просушим паруса ... – Курсантам делать зарядку, – звучит команда с мостика.

Курсанты в тельняшках высыпают из кубриков, взмахивают руками, приседают, бегают. Один из пареньков улыбается мне. Помню, в начале рейса он признался, что у него не хватает смелости подняться на грот-мачту, ведь в ней почти шестьдесят метров! Даже до марсовой площадки вскарабкаться не хватает духу. А спустя некоторое время он похвастался: «Поднялся на марсовую. Все во мне дрожало, но я карабкался!» Минуло еще несколько дней, и он сообщил: «Думал, что помру от ужаса, когда лез на салинг: полета метров внизу! Палуба узенькая, вода, чайки... они пролетают внизу, а я – выше птиц!» Настал час, и я увидел парнишку уже на грота-рее. В тот день он сказал: «Что грота-рей! Вот бы добраться до бом-брам-рея, к самому его ноку!»

Может, это и было главным в рейсе, когда десятки мальчишек преодолевали страх, закаляли волю, характер? «Настоящего моряка из мальчишки можно воспитать лишь на парусном корабле», – считал адмирал Макаров. Оказавшись в открытом море, порой промокший до нитки, продрогший, измученный морской болезнью, паренек решает окончательно и бесповоротно: «Тяжело, но это мое, буду моряком!» Или, пряча глаза от товарищей, умоляет судьбу: «Только бы до берега добраться»... Юношеские мечты о плавании под парусами… Не анахронизм ли это в наш век? Нужны паруса, нужны парусные суда – в один из счастливейших для «Седова» и «Крузенштерна» (оба – четырехмачтовые барки) дней решили в Министерстве рыбного хозяйства СССР, ибо как юному человеку жить без мечты, без окрыленности духа?

После ремонта «Седов» и «Крузенштерн» отправились в плавание. Девяносто тысяч миль покрыл «Седов» за последние три года. Более полутора тысяч курсантов прошли на нем производственную практику и получили тут первую свою морскую специальность, сдав экзамены на матросов. В восемнадцати портах тринадцати стран мира побывал корабль, семьдесят пять тысяч человек посетили его борт, восхитились красотой судна и той работой, которая на нем проводится. Простые рабочие и премьер-министры, гимназисты и монахи, студенты и послы – кто только не побывал на судне, и это замечательно: «Седов» теперь не только учебное, но и представительское судно нашей великой морской державы, нашей страны. Какое восхищение, к примеру, вызвало появление «Седова» в Копенгагене!

Но вначале мы побывали в Архангельске. Под звуки оркестра «Седов» отшвартовался у почетной Красной гавани. Он встал там, где когда-то прощался с Архангельском «Св. мученик Фока». Скинув фуражку, стоял на его мостике высокий, с бородой клинышком, в белом офицерском кителе моряк. Это был Георгий Яковлевич Седов, отправлявшийся в свое рискованное плавание, в свой отчаянный и трагический поход к Северному полюсу.

Знамена, транспаранты. Тысячи архангелогородцев с восторгом и волнением встречали наше судно так, как встречали бы самого Георгия Седова, вернись он из ледяных широт Заполярья. Да это и был он, перевоплотившийся в корабль человек, чья страстная мечта о полюсе, чей высокий дух морских плаваний и вечного поиска живет на судне.

...Разносится звон судового колокола.

Бьют склянки. Идет дождь.

– Начать малую приборку! – звучит команда. – Палубу продраить с песком и скатить.

Заложив руки за спины, курсанты «танцуют» по сырой палубе, драят ее кто голиками, кто специальными кирпичами... Просто работа и просто учеба – это тоже слагаемые рейса. Учеба в классах, на вахтах, в штурманской рубке и на ходовом мостике.

– Гляди, мужик, как вяжется простой беседочный узел, – наставлял курсанта старший матрос Михайлов. – Вначале тянешь кончик вот сюда, потом туда... Ну-ка, повнимательнее, а то завалю на экзамене.

Сопит «мужик», худенький глазастый

паренек, вяжет узел. Плетут рядом маты ребята, показывают им, как это делается, боцманы Сергей Парфенов, Михаил Лазарев и Игорь Евдокимов. Будущие выпускники Мурманского высшего инженерного и Архангельского мореходных училищ серьезно относятся как к учебе, так и ко всем судовым работам.

Дождь кончился. Светит солнце. Теплый, но пока слабый ветерок сушит паруса. Не «зашел» нам в нос, но пока и не «отошел» к корме, толчется, дует ровно в правый борт. Капитан стоит на мостике. О чем он сейчас размышляет? О торжественном приеме, который готовится судну в Риге? О многочисленных отчетах, справках, характеристиках, которые надо просмотреть и подписать? Наверняка. И, конечно, о ветре, парусах, которые вот-вот надо убирать, «срезать».

Пожалуй, одним из самых трудных в нашем походе был переход от Белого моря до пролива Каттегат. Ветер хитрил, баловался, обманывал нас. Перевозчиков «гадал» над факсимильными метеорологическими картами, полученными из Архангельска и Ленинграда, Швеции, Норвегии, Англии и Дании... О чем говорят они? Как можно разобраться в этих змеиных клубках, обозначающих циклоны и антициклоны? Скорость «два-едва», два узла... Еще несколько суток, и даже на двигателе, который есть у «Седова», не поспеешь к назначенному сроку в Копенгаген. Полтора, два узла, два с половиной... Будет ветер? Сутки, вторые, третьи почти неприметного для глаза хода... «Отойдет» ветер за корму? А если ударит встречный, именуемый у моряков «мордотык»?

Уходило время, росло напряжение и нервозность. Слышались голоса: «Опаздываем, надо же быть благоразумными, что капитан медлит? Пора идти на двигателе!» А капитан молча мерил шаги по мостику. Хмурый, сердитый. И вдруг сказал мне:

– Завтра помчимся. Эх и красиво пойдет! Видите, какое небо?

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.