Каждая эпоха, даже каждое время имеет свой взгляд на красоту. Средневековье, окутанное религиозным дурманом, презирало человеческую плоть, считало ее чем-то нечистым, постыдным, ибо плотская жизнь отвлекает от неба, отсюда сухость, бестелесность искусства средних веков, не исключающие изобразительной мощи. Живой, индивидуальный человек вернулся с искусством Ренессанса (мадонны Рафаэля – простые итальянские девушки); возродилась любовь к физической сути человека, но в ином аспекте. Древнегреческое искусство очеловечивало богов. Ренессанс обожествлял человека. Боги, ставшие людьми, не могут быть резко индивидуальны, ибо тогда они не боги, не символы, а человек возводился в божественный чин во всем своем своеобразии и несхожести с себе подобными. Вот почему так безлично прекрасны статуи греческих богов, вот почему так резко индивидуальны образы европейского Возрождения.

Вернемся к земному. Чем поражает Джоконда? Сложностью выражения, глубиной душевной жизни, обнаруживающей себя в многозначительной полуулыбке, взгляде, погруженном в даль, но готовом откликнуться и сиюминутности. Разве можно сказать, что Мона Лиза безукоризненно красива? Но манит, притягивает, сводит с ума поэтов, вдохновляет музыкантов, пленяет сложные и простые души бессмертная Джоконда – в ней явлен не холодный, обобщающий тип красоты, а горячая, пульсирующая бездонная жизнь единственной души, потому над тайной Джоконды, тайной вполне реальной женщины, жившей в нашем мире, а не на Олимпе и не в горних высях, флорентийской гражданки, жены купца Джоконда, не устают биться поколение за поколением.

Сикстинская мадонна Рафаэля вырвалась из сонма бесчисленных мадонн, созданных и его легкой кистью и другими гениями Возрождения, неповторимой прелестью черт той крестьянской девушки, что послужила ему моделью.

Чем так безмерно прекрасен совсем простой, бесхитростный портрет мальчика Пинтуриккьо? Проникновением в натуру. Пухлогубого серьезного мальчика ждет непростая судьба. Пинтуриккьо был влюблен в Рафаэля. Мне кажется, что на дрезденском портрете изображен подросток Рафаэль. Но другой человек «прочтет» в этом портрете что-то свое, ибо такие произведения неоднозначны, и в этом их завораживающая сила.

«Мальчик в голубом» английского художника Гейнсборо являет иной образ красоты юности. Восхищает дивный цвет атласного камзола, чудесный тон сумеречного неба, необыкновенно изящная поза модели, но, всему отдав дань, сосредоточиваешься на добром и задумчивом лице мальчика и ловишь себя на том, что желаешь ему счастливой, долгой, легкой жизни, совсем забыв, что огонек этот давно отгорел. Истинная красота побуждает к сочувствию. Не знаю, как сложилась судьба «голубого мальчика» Джона Баттола, но верится, что он вырос в хорошего, с чистой душой и светлым умом человека.

А вот совсем иная красота: «Девушка с креветками» Уильяма Хогарта, художника, тяготевшего к сатире – и весьма колкой. Он и здесь не удержался от легкой, необидной насмешки над своей моделью – юной, улыбающейся во весь рот торговкой дарами моря. И все равно она чудесна в своем немыслимом головном уборе, пышущая здоровьем дочь народа с сияющими глазами. В отрывке из книги М. Герман о Хогарте, сопутствующем репродукции, справедливо говорится, что портрет этот – «открытие социального типа». Возможно, что иных снобов, утонченных ценителей искусства времен Хогарта торговка креветками шокировала, возмущала, они брезгливо отворачивались, зажимая носы, – от торговки так и несет йодистым морем, но их презрение бессильно перед мощью полнокровного искусства.

Красоту надо уметь разглядеть, иногда это не так просто, требуется известное насилие над собой, над своим вкусом, чувством, привычкой к определенному ряду художественных впечатлений. Не надо удивляться, что грекам нравился архаичный, смешноватый на сегодняшний взгляд Аполлон Тенейский, – греки. VII века до нашей эры видели в нем воплощение мужественной красоты, и это видение можно при желании пробудить в себе; или «Ханаоги» японца Утамаро – узкоглазая девушка, исполненная необыкновенной грации и прелести... на японский вкус. Нет, на всемирный, но только для натренированного искусством взгляда. В свою очередь, девственный в эстетическом плане японец едва ли поймет красоту «Шахтерки» Касаткина, внутренне близкой – без внешнего сходства – девушке с креветками Хогарта, хотя в ней больше силы, уверенности – не без вызова – и улыбается она не столь безмятежно и открыто: ее жизненный опыт тяжелее. Но красоту этой простой русской девушки (тут тоже открытие социального типа) отвергали любители салонного искусства. Думаю, что простого японца куда легче было бы расположить к «Шахтерке», нежели иных соотечественников и современников Касаткина. Классовое чувство тоже играет свою роль в восприятии красоты.

Счастлив человек, который настолько внутренне свободен, настолько восприимчив, открыт красоте всего сущего, что может от души восхищаться и дискоболом, и лунатическими девушками Боттичелли, и светом лиц, запечатленных Ван Дейком, Ренуаром, Пикассо, Серовым, Петровым-Водкиным. и резкими, непреклонными чертами бронзового Николая Островского (памятник работы В. Горевого и С. Кубасова), – это все разные образы бессмертной красоты юности.

Особо надо выделить цикл портретов Титуса кисти его великого отца Рембрандта, и потому, что – Рембрандт, и потому, что это редкий в искусстве случай последовательного изображения человеческого существа на всех этапах его роста и созревания: с раннего детства до зрелости. Вы видите здесь четыре портрета Титуса: малого ребенка с широко и доверчиво распахнутыми глазами, мальчика-школяра, прилежно зубрящего уроки, задумчивого подростка, юноши с утончившимися чертами, погруженного в книгу; чтение так его захватило, что приоткрылся хорошо очерченный рот. В последнем портрете Титуса запечатлено то слияние мысли и чувства в единый клуб нравственности, с которого Л. Толстой вел отсчет юности. Вдохновение мастера, безмерно любящего свою модель, тонкая духовность юноши сотворили радостное чудо. Об этом чуде, как всегда точно и чуть тяжеловато, сказал философ Гегель: «Мастерство обнаруживается не в чувственной красоте форм, а во внутренней одухотворенности, и это приводит к мастерству изображения».

Исчерпать тему красоты невозможно, и все-таки мы имеем право на какие-то выводы. На наших страницах собраны портреты различных людей (боги тоже очеловечены), красивых каждый на свой лад и вовсе между собой не схожих. Роднит их юность и добрая нравственная основа.

Бездушная, внешняя красота ничто, ценна лишь красота, светящаяся изнутри, она озаряет мир добром, возвышает самого человека и укрепляет веру в будущее.

Как хорошо сказал великий педагог К. Ушинский: «Всякое искреннее наслаждение изящным само по себе источник нравственной красоты». Вдумайся в эти слова, читатель!..

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.